— Назовем мы тебя в честь нашего дорогого Ильича Владимиром. Пусть враги знают, что память о нем будет жить у нас вечно.
Наказав Тамаре и четырехлетней Лиде находиться при матери неотлучно, поспешил в поле. Встретив сына возле веялки, Зиновий Афиногенович сообщил:
— Брат у тебя, Миша. Спокойный, как и ты. Понимает, что время у нас трудное, не плачет.
Парторга поздравляли, требовали с него магарыч, а он отшучивался и обещал после победы устроить крестины в клубе, куда позовет всех желающих.
Миша не вытерпел. Передал повозку Ване Миронову и что было духу пустился домой. За неделю он соскучился по добрым лучистым глазам матери, и ему страшно хотелось увидеть своего нового брата, которого он теперь будет любить больше всего на свете и никому никогда не позволит обижать. Ныряя под развесистыми кустами сирени и прыгая через грядки огорода, он ворвался в прохладную комнату с занавешенными окнами.
Мать сидела на табуретке возле мерно покачивающейся зыбки. Она протянула навстречу сыну руки и крепко обняла его, прижала к груди. Слезы катились по ее щекам и падали на плечи Миши.
— Ну что ты, мамочка, — старался вырваться из ее объятий сын. — Все хорошо.
— Чего же хорошего, — захлебывалась слезами мать. — Вчера немец опять бомбил город, ужас что было. Думала, сердце разорвется от страха… Ох, лихо нам, Мишенька…
— Да не бойся, мама, — гладил ее руку Миша. — Не пройдут немцы. Осенью тоже хотели, да не вышло…
— Ах, сыночек, это я и от отца слышу, а фашист на Дону стоит…
Разбуженный ее громким говором, в люльке заворочался новорожденный. Мать наклонилась над ним, ласково приговаривая:
— Спи, спи, мой ненаглядный…
— Красивый, как ты, — сказал Миша, взглянув на брата.
Мать слабо улыбнулась и ничего не ответила. Горькие думы не давали ей покоя. Что она будет делать с этой оравой, если Зиновий уйдет в армию или вступит в партизанский отряд?
Немец, конечно, напирает, но не так, как прошлым летом. За два месяца всего на сто. двести километров продвинулся. И не по всему фронту от Балтийского до Черного моря, а лишь на отдельных участках. Видать и правда, на весь фронт у него духу не хватает.
— Ну, я побегу, мама, — перебил ее горькие думы сын. — Хлеб мы уберем и отправим государству. — Фрицам ничего не оставим.
— Беги, сынок, — сказала мать, и снова ее ресницы часто-часто заморгали.
А еще через неделю в хутор приехал инструктор райкома Осоавиахима Василий — Баннов и, разыскав на току Наталью Леонтьевну, пригласил ее и Феню к подводе. Миша давно не видел сына школьной уборщицы тети Дуси и теперь не узнал его. Василий вырос, раздался в плечах так, что его сиреневая выгоревшая футболка с красным воротником плотно облегала мускулистое тело. Хотя Василию исполнилось семнадцать, выглядел он гораздо старше: над верхней губой у него пробивались усы.