Но все же жаловаться было глупо. Мои попутчики — милейшие люди. Максимум такта, минимум любопытства. То, что надо убегающей из дома девице. Чем дальше, тем больше верю — небесный отец на моей стороне.
Версию с застуженным суставом правой руки после перелома они восприняли спокойно, Лоанна с сочувствием: «Бедная девочка!».
Знала бы она насколько! Ладонь немилосердно жгло, точно сотня раскаленных иголок впивалась в кожу. Вдобавок добавилось дикое желание почесать руку — будто вместе с иголками туда пробралось полчище муравьев. Небо! Как же хочется отодрать ладонь от ненавистного дневника! Когда мое желание исполнится, я буду, без сомнения, самым счастливым человеком на земле.
Первые часы побега я почти не замечала боли — так страшно было. Да что там боль, когда речь шла о моей жизни! Теперь я держалась исключительно на упрямстве. Уговаривала себя, точно маленькую: вот еще одна станция, еще один перегон. Мне надо оказаться как можно дальше от дома, выстроить километры пути между мной и преследователями, и когда сработает сигналка печати, у меня будет время избавиться от метки.
Тогда и можно подумать, что делать дальше. Взятых драгоценностей должно хватить на оплату услуг нелегального мага, денег — скромно продержаться первые полгода, а вот что делать с дневником — я не решила. То ли сжечь, то ли утопить, то ли вернуть…
Ох, с каким наслаждением я бы проделала первые два действия с хозяином дневника! Кто в наше время ставит магические печати от воровства? Только параноики! А если у тебя в бумагах секреты государственной важности, так нечего их с собой брать! Для этого есть сейф и кабинет. Предпочитаешь носить при себе? Нечего потом жаловать, что они стали известны кому-то еще.
Я не оправдываю свой поступок. Но и дэршан должен понять — нет ничего более притягательного на свете для девушки, чем чьи-то секреты, особенно если это секреты сватающегося к ней мужчины. Не знаю, простит ли он меня, но понять должен. Мы оба виноваты в случившемся. Я — потому что не удержала своего любопытства, он — потому что оставил дневник без присмотра в чужом доме.
Доводы — умные и не очень — покрывали воровство, точно лед грязную лужу. Я оправдывала себя — покупать невесту за вину отца, точно овцу на базаре — настоящее варварство! Готовила речь, словно за дверью купе стоял он — мой кошмар, моя головная боль и причина моего бедственного положения.
Небо, как чешется рука! Я готова её отгрызть, лишь бы избавиться от мучений. Украдкой засунула пальцы под муфту, поскребла запястье. Хорошо-то как! Надо продержаться. Я смогу, должна, если не хочу оказаться в роли мебели в доме. Имела я «счастье» лицезреть ширмовых жен. Муж практически в открытую гуляет с любовницей, а она сидит дома, выезжая в свет только на императорские и семейные приемы. Жалкое создание, ловящее взгляд самодовольного супруга. Ширма для света, а не человек. Нет, не желаю так. Лучше работать, лучше одиночество, чем стать пятном на обоях для мужа.