— Сплюнь, — посоветовал Леон, тщетно пытаясь скрыть охватившую его тревогу. Надо же… сам Проповедник, чтоб его бездна сожрала. Если он испортил невесту своей наукой… Да он лично ему голову открутит и не посмотрит на заслуги перед короной.
Насмешливый взгляд Шона словно говорил: «Еще кто кому открутит».
— Сутки, — прошептал Леон темной воде, — пусть она продержится без глупостей.
Я смотрела в зеркала и не узнавала себя. Волосы растрепались, выбившись из-под шляпки, глаза были темны, точно вода ночью, губы искусаны, а щеки красны, как у девицы, получившей признание в любви.
Прищурилась, покрутилась. Хороша! Дневник под платьем придавал плотности моей фигуре, драгоценности, пришитые к поясу, наполняли чуть неравномерной пухлостью бока, словом, дэра из меня вышла основательная и чуть сумасшедшая. Только этим можно объяснить брошенное в спину «Рыжая». А горничные у них здесь без всякого понятия о воспитании. Я сделал вид, что не расслышала, но будь дело в империи… и кто-то потерял бы работу.
Впрочем, хозяйка пансиона дэра Ластина оказалась настоящей роланкой. Идеальная улыбка, идеальное платье в пол, аккуратно уложенные локоны, и только едва заметно вздернутые брови и морщинка на лбу намекали на любопытство дэры. Вслух же не было задано ни одного вопроса, и все же я сочла нужным упомянуть дэра Розталя. В обществе рекомендации значат много. Вот и в этот раз фамилия Розталь сотворила маленькое чудо, лицо дэры Ластины расслабилось, с него исчезла настороженность, а улыбка наполнилась теплотой. Мне были вручены ключи и даже не потребованы деньги вперед.
Прав был дэр Розталь: на чужбине свои должны держаться своих.
Я обвела взглядом небольшую комнату: мило, чисто и скромно, выглянула в окно, не сдержав полувздох-полувсхлип. Нет, это не я стою в комнате и смотрю на завораживающую голубизну моря, кусочек которого виден в проеме между домами. А в доме напротив ветер треплет белые занавески, в ящиках под окнами алеют незнакомые цветы. У нас только снег сошел, а здесь цветут.
Чувство нереальности заставляло снова и снова кусать губы. За окно лежала узкая мощеная улица, на углу перекрестка торговала тюльпанами хорошенькая девушка, а рядом с ней, облокотившись о стену дома, покручивая в руках ветку, стоял мужчина.
Все у них чересчур. Слишком яркое солнце, чудовищно полосатые навесы над балконами, цветы в вазонах, короткие платья на женщинах и… мужчины. Я резко отпрянула вглубь комнаты, когда поймала взгляд незнакомца. Щеки опалило. Это… это просто возмутительно — так открыто пялиться на окна, да еще и улыбаться при этом!