Но на тот момент он доверился строгости и прямолинейности Анимант больше, чем самому себе, и избавился от искушения, зная, что не сможет войти в ее комнату.
А потом она сама пришла к нему. Когда он мучился от лихорадки из-за своей влюбленности, под влияние которой так сильно попал после бала, что бежал домой под дождем, чтобы успокоить свою беспокойную душу.
Его упрямая и чудесная Анимант.
Как много бессонных ночей ему было уготовано, чтобы в этих скромных комнатах узнать ее. И как много их будет теперь, когда ее здесь больше нет.
Пока он спускался по ступенькам, его мысли вернулись в реальность, и он сделал несколько шагов к одному из нескольких студентов, которые так скоро после празднования Нового года вернулись к изучению учебного материала. Молодой человек поднял взгляд, однако его лицо не было знакомо Томасу Риду, и от него последовали такие глупые вопросы, что библиотекарю захотелось прогнать его. Он с трудом сдерживался, чтобы сразу не высказать этому глупцу, что с такой сообразительностью он никогда не окончит курс юриспруденции.
Однако, когда к нему подошел другой студент, чтобы достать определенную книгу с полки, весь гнев испарился из легких библиотекаря, оставив после себя лишь одышку. Высокий молодой человек тихо бормотал под нос, пока искал вторую книгу, а его лицо было точной копией его сестры.
Сердце Томаса Рида забилось чаще, а нервозность добралась до кончиков пальцев. Это был всего лишь ее брат, Генри. Но он был прямым напоминанием о девушке, по которой мужчина отчаянно скучал.
Что с ней? Она все еще была в милях отсюда, в родительском доме где-то неподалеку от Бата? Чем она занималась? Что сейчас читала? Думала ли о нем время от времени?
Вопросы крутились на языке, и он с трудом удерживал их в себе.
Генри Крамб поднял голову, словно почувствовав, что кто-то на него смотрит, и приветливо кивнул Томасу Риду головой, когда их взгляды встретились.
– Мистер Рид, – поприветствовал он, и библиотекарь подошел к нему, совершенно забыв о другом студенте.
– Мистер Крамб. Рад вас видеть, – откликнулся он и услышал предательскую нервозность в своих собственных словах.
– В самом деле? – Генри Крамб выглядел удивленным, словно сразу понял, что за фразой Томаса Рида стояли корыстные мотивы.
Он пытался притвориться невиновным, но был слишком напряжен, чтобы совершить такой подвиг. Из его уст вырывалась лишь грубость.
– Как поживает ваша сестра? Вы говорили с ней? – с трудом выдавил он, потому как язык будто приклеился к небу.
Генри Крамб кивнул, казалось, не заметив его грубые интонации, и даже улыбнулся.