В моих мыслях всплывают воспоминания годичной давности. На тот момент мама уже была больна, и рак поразил ее легкие. Папа проиграл все наши семейные сбережения в попытке сократить те расходы, которые не покрывала страховка. Чтобы достать деньги и рассчитаться с долгами, он сделал выбор, который подверг нашу семью опасности.
Когда мама узнала об этом, она велела нам с Джейком собирать вещи. Папа плакал, сидя за кухонным столом, и умолял ее остаться. Я помню, как мой старший брат запихивал вещи в спортивную сумку, а я сидела на его кровати и смотрела на него широко распахнутыми глазами.
– Все будет хорошо, Харп, – повторял Джейк. – Просто собирай свои вещи.
Хорошо не стало. Ничего из случившегося тогда нельзя было назвать хорошим. В то время мысль об отъезде была невероятно пугающей. Я помню, какое я испытала облегчение, когда мама поддалась и мы остались. Она осталась.
Позже, когда дела пошли совсем плохо, я, помнится, жалела о том, что мама смягчилась и не ушла.
Я смотрю Рэну в глаза и задаюсь вопросом, не совершила ли я точно такую же ошибку. Джейк ушел вместе с Греем. В грядущей войне мой брат окажется по другую сторону баррикад.
Я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю.
– Я не хочу сражаться.
Я не говорю о поединке на мечах, и мне кажется, Рэн это понимает. Он кивает.
– Может, тогда прогуляемся?
Я колеблюсь в нерешительности.
– Ладно.
Он предлагает мне взять его под руку, и я соглашаюсь.
Моя стража следует за нами по пятам. Рука Харпер едва касается моего предплечья, как будто девушка готова отстраниться от меня в любой момент. Грей любил повторять, что я планирую свои действия на двадцать ходов вперед, и в этом он был прав. Но теперь складывается впечатление, что ни одно мое движение не зависит от меня. Я не могу планировать на двадцать ходов вперед, ведь Лилит в любой момент может изменить свою тактику после второго, третьего или пятнадцатого хода.
Я изнываю от желания рассказать о колдунье Харпер, но в таком случае я многим риску. Мне пришлось хранить секреты более трехсот сезонов, и сейчас я также вынужден держать рот на замке.
– Ты злишься на меня, – тихо говорю я.
Харпер не отвечает, но мои слова и не являются вопросом. Она злится уже несколько недель. Несколько месяцев.
Брусчатая дорожка начинает редеть, плавно переходя в тропинку, ведущую в лес. Я ожидаю, что Харпер решит сократить нашу прогулку и повернет назад, когда мы дойдем до деревьев, но она этого не делает. Мы вступаем в ранний утренний полумрак леса, позволяя тишине окружить нас. Деревья еще не успели полностью сбросить с себя листву, но вокруг в изобилии кружат красные и золотые листья, устилая наш путь.