Еще четыре выстрела и передо мной уже лежало исковерканное тело моего отчима, и только тогда я вернулся к столу кухни и забрал второй револьвер, и небольшую верёвочку, на которой были привязаны десятки пучков волос. Судя по подслушанному разговору, волосы детей.
− Пора уходить, — выдохнул я и начал собираться.
Я залез в сумочку Мэрилин, пошарил в их спальне и собрал все деньги, что смог найти, с десяток золотых и кучу серебра. Похоже, что выручка с дома удовольствий. Одежда, немного еды, все улетело в мешок, даже постельное я взял с собой. Но я боялся одного, как объяснить Тере что нам пора уходить и что случилось с теми, что когда-то желали чтобы мы назвали их папой и мамой.
− Тера, — тихо позвал я, приоткрыв дверь в ее комнату, и в тусклом свете луны я увидел как полностью собранная девочка в обуви держит в руках платья, которые ей покупала Мэрилин.
− Я уже готова, — проговорила мне сестренка и, насупившись, добавила. — Я тоже хочу рюкзак как у тебя.
− Я сошью для тебя его, только подожди, − улыбнулся я ей.
На первом этаже я попросил её закрыть глаза, а когда мы отошли от дома, я взял девочку на руки и по лесным тропам пошел по направлению к тракту. Я знал, что в городе мне оставаться нельзя, я чужой, и висеть мне на петле у раскидистого дерева уже к обеду. Но я знал тех, кто мне если не поможет, то точно не откажет предоставить одну услугу, по крайней мере я так надеялся.
Обойдя спящий город, я вышел к газовому фонарю, что стоит на перекрестке к дороге, ведущей в город. Руки устали и я спустил Теру на землю, вдалеке уже виднелись костры лагеря каравана, до них было совсем недалеко, но тут позади раздался до боли знакомый голос.
− А вот и я, Джонни. Куда ты направился один? Ты мой, ты только мой, — хриплый булькающий голос раздался позади меня во тьме, куда не падал свет от фонаря.
− Тера, закрой глаза и уши, −попросил я, коснувшись рукоятки моего однозарядного, но очень легкого и быстрого револьвера.
− Мама говорила, Силачу стреляй в голову, — пробубнила черноволосая малышка, садясь на корточки в своих сандаликах и закрывая маленькими ручками уши. — А папа всегда добавлял, дважды, милая, дважды.
− Джооннии! — заунывно раздалось вновь из тьмы.− Я доберусь до тебя, Джонни!
Я стоял над сестренкой с вытянутым пистолетом в руке, и по шорохам слышал как кто-то огромный бегает вокруг фонаря и иногда звенит, ударяя ножами друг о друга. Мои уши слышали, глаза иногда видели, как во тьме высекается искра от ударов нож о нож. Но разум не верил. Пять пуль в грудь и он все еще жив?