Дань была свезена к Кузнецким воротам. Потребовали заложников. Их прибыло от хакана двое — Сартак и его сын, малолетний, но уже самостоятельно державшийся в седле. Сартак бесстрашно въехал в город и тотчас же закричал:
— Шафран-башка! Давай шафран-башка!
Снова открылись Кузнецкие ворота. Впереди шли Несда с думными дьяками, за ними повозки, рабы, кони… Сам хакан Калин принимал дань, гарцуя на арабском скакуне. Слово свое он сдержал. Лагерь степняков огласился криками, скрипом немазаных телег, ревом верблюдов и ржанием лошадей. В каких-нибудь два часа печенежское войско поднялось и потекло на юг, только повсюду дымились еще кострища. Весь Подол изъязвили их черные пятна. Поднялись и полетели за войском тысячи воронов, оставив на Подоле загаженные пометом деревья, побрели стан полудиких собак. Издали казалось: темный лес вдруг зашатался и пошел берегом — столько торчало поднятых к небу копий. Стало странно тихо, и люди, с опаской вышедшие за ворота крепости, долго но решались пойти к своим домам. Потом повалили шумными, радостными толпами.
На Почайне у пограбленных складов рыбы Васька Долгополый, упав на колени, окунал в воду голову, но не для того, чтобы отрезветь, а чтобы смыть с головы уголь. По воде расходились черные пятна, и ярко-рыжая голова Васьки далеко светила кругом.
— Отрясите прах… Посыпьте голову пеплом, — заплетающимся языком пес околесицу Васька, — буду снова самим собою — Васькой Долгополым, буду петь и бражничать, слава!
Хохотали, глядя на него…
Жизнь в Киеве потекла обычным порядком. Илейка ждал рождения новой луны. Он должен встретиться с Синегоркой. Илейка закрывал глаза: да впрямь ли это все было, не сон ли ему привиделся? Синегорка была с ним, она спасла его и Добрыню, она сказала, что любит его! Она любит его крепкой любовью! Скоро он увидит ее, и тогда они больше не расстанутся. Странная у нее судьба, а у него бездомные скитания, долг зовет его. Они уйдут поляковать вдвоем далеко на юг, на заставу. Ведь Синегорка наполовину только печенежка, кровь позвала ее в степь; к кочевникам, кровь приведет ее к нему. И они буду счастливы. Поедут стремя о стремя, чтобы никогда не расставаться… Так мечтал Илейка. Долго тянулись томительные ночи, сердце вдруг замирало, пело что-то свое, без слов, тянуло в неизвестные края, манило призраком, обещало… Илейка выходил на крыльцо взглянуть, не уменьшился ли ломоть луны и скоро ли народится новая. Даже к волхву пошел, и тот ему сказал, что должно пройти еще три дня.
И вот прошли они — эти три дня. Муромец оседлал коня, простился с Добрынею. Крепко обнялись, сказали друг другу, что встретятся на Стугне, где она впадает в Днепр. Князь обещал им жалованье и довольство.