— Саклаб! Саклаб![14]
Перед Ильей уже выстроилось несколько черных шапок. Стояли плотной стеной. Брошенное копье ударило древком по голове. Наотмашь рубанул мечом по кожаному с медными бляхами шелому.
— Ав-ва, ав-ва! Русь! Саклаб! — орали печенеги.
В середину лагеря ворвались смерды, опрокинули треногу, растоптали костер, подняв тучу искр. Криками подбадривали друг друга. Рядом с Илейкой оказался кузнец. Опуская кувалду на головы печенегов, он придыхал, как у себя в кузнице. Ловко колол рогатиной Волчонок, смотря большими восторженными глазами. Падали, выбрасывая комья земли, лошади, люди месили грязь. Все слилось в один протяжный звон, будто великий бог войны оттянул и спустил тугую тетиву своего огромного лука. Она все еще звенела.
— Дубрава! Дубрава! — кричал парень, пробиваясь к полоненным.
Снова появился Волчонок, его рогатина раздвинула ребра уже не одному печенегу, потом Игошка, размахивающий зашитым в кожу камнем на веревке. Огонь в сердце все разгорался, тяжелела рука.
— Гро-о-ми! Гро-о-ми крапивное семя!
Не успевал различать лица, предметы, все переворачивалось в глазах: щиты, сабли, лошадиные оскаленные морды. И долго-долго не смолкал звон. Потом все стало успокаиваться, движения замедлились, и вот остановились… Это была победа.
— Братья! — крикнул обрадованный Илейка.
Но они не отозвались. Их было всего семь человек, и лица их были суровы.
Дубравка голосила над женихом:
— Свет мой, лучше бы мне в полоне век вековать. И зачем ты ушел от меня, ненаглядный мой?!
Трупы, трупы без конца, как вчера и позавчера…
— Марье поклон… Слышь, — приподнявшись на локтях, хрипел кузнец. — Марье…
— Не договорил, уткнулся в быльё.
— Пить, пить, — стонал Игошка, — спалило глотку.
Ему поднесли печенежскую, перетянутую ремнями сулейку с кумысом, хлебнул:
— Простите, может, где нагрубил вам…
Илейка поглядел вдаль, где светилась Ока. Но и над нею и дальше кругом струились багровые реки в крутых берегах туч. Неужто не будет этому конца? Долго, всю жизнь. Одну его жизнь или еще много жизней? Теперь быстрая река несет его, не выбраться — слишком призрачны, слишком высоки берега, слишком горяча стремнина. Прочь дурные мысли!
— Спасибо вам, братья, выручили нас, не дали в обиду! — говорили, сбрасывая путы, полоненные. — Посекли-таки поганых!
— Всегда так будет! — потряс рогатиной Волчонок.