— Илейка… Илейка! Где ты? — крикнула девушка.
Вздрогнул от радости.
Она уже была совсем рядом, быстрая, как змейка. Упала в объятия — вдавились в грудь бусы золоченого стекла.
— Илья, Илья, — только и говорила, ласкаясь, заглядывала в глаза и слушала, как бьется его сердце.
— Долго тебя не было, — шептал Илейка, — лада моя. Ты долго не приходила, но я знал, что ты придешь ко мне, Синегорушка.
Ему хотелось поднять ее и нести долго, не разбирая пути, ощущая на щеке легкое дыхание, лишь бы не кончилась ночь. Идти напрямик через леса и степи, как в свое время ходил Святогор. Только тот нес в руках железную секиру. На миг что-то злое и колючее всплыло в сознании. «Это совсем другой путь, — сказал кто-то на ухо. — Это большие белые цветы на пути…» Но Илейка один только миг слышал злой голос, ведь говорила она — его Синегорка:
— Он спит, храпит, старый. Мы уйдем с тобою, да? Скажи мне, Илейка, что мы уйдем…
— Да, Синегорка, да, — отвечал Илейка поспешно, чтобы успокоить ее, чтобы сказать ей, что она его, что он любит се, как никого в жизни, и нет у него ничего дороже этой любви. Чувство вспыхнуло могучим вихрем, что жарким днем взметнется вдруг над дорогой. Он нежно поцеловал Синегорку в глаза.
— Любишь меня, Илейка? — шептала девушка. — Скажи, что любишь.
Снова злой голос предостерегающе шеппул что-то, одинокий, как челн среди волн, которые грозят его опрокинуть. И этот голос затерялся среди неистового свиста, ветра и шума вздымаемых валов. Илейка подхватил девушку на руки.
— Люблю, — сказал громко, словно хотел заглушить тайную боль, — люблю тебя одну во всем свете, вовеки.
Синегорка засмеялась, по как-то чуждо:
— Свет большой, а век длинный.
Голос се звучал слишком трезво, но Илейка не слышал этого. Он пошел, не разбирая дороги…
Набежало облако, стало темно кругом. Перевернулся и застонал во сне Святогор; легкая волна слизнула прибрежную пену. Стало совсем тихо, только ухала выпь надрывным голосом.
Потом ужо, когда месяц повис над яром, они сидели, тесно прижавшись друг к другу, и смотрели, как скатываются в дикую степь звезды. Синегорка — распустив косу до земли, бледная, с лихорадочным румянцем на скулах. Илейка — счастливый, наполненный тихой радостью, которая светилась в его глазах, исходила от всего его существа.
Синегорка говорила:
— С тобой я буду всегда… Ты храбр, а я поляница[18] — одна у нас судьба и удача. Нет у меня родства и прошлого не помню. Родилась я в Киеве… Девочкой полонили меня печенеги, не ведаю, какого племени… Увезли в степи к Танаису тихому. И так-то уж хорошо было там… Небо да земля. Ночью, днем, зимой, летом! Все только небо да земля. И ровная такая — скачешь на коне, будто птицей вольной летишь. Повозки скрипят, верблюды ревут… — девушка зажмурилась, вспоминая прежнее житье-бытье. — Хорошо… как пахнет кругом, — продолжала она, раздувая ноздри и втягивая воздух, — травами пахнет оттуда… Долго так я бродила с кочевьем, Илейка… Там и поляницею стала.