У Лукоморья (Гейченко) - страница 14
— «Вучоп»! М-да. Вучоп какой-то...
Кругом были книги, книги, книги. На стенах, на полу, на полках. Открытые. Закрытые. В углу поленница навалена. На столе бумаги, писания...
Увидев отдельно лежащую на маленьком столике толстую книжицу в кожаном переплете, с крестом на обложке, ухмыльнулся и подумал про себя: «Похоже на нашу премудрость. Библия, сразу видно». Колупнув пальцем застежки, он раскрыл книгу. Что Библия — это верно, а только бес знает по-каковски писана, не по-церковному. Из Библии посыпались листки бумаги. Опять писания. Взял листок, поднес к глазам: невозможно понять, что писано, каракули какие-то да рисунки разные. Люди. Головы... Господи, да ведь это бабьи ноги! А это что, неужто сам Александр Сергеевич? Только почему с рогами?.. Тьфу, пакость — мыши с хвостами! Да кой леший мыши — черти это! Хм! Неужели хиромантией какой занимается, колдовством?
Отец Ларион крепко задумался, громко крякнул и только хотел закрыть «священную книгу», как дверь вдруг распахнулась и в комнату влетел Пушкин. Поп не успел положить книгу на место. Застигнутый врасплох, он покраснел как вареный рак.
— Всё любопытствуешь, отец Ларион?— усмехнулся Пушкин и, взяв со стола щипцы-съемцы, поднес их к носу попа.— А ты знаешь, что с любопытным случилось на балагане? А?
— Простите, сударь, я это не из любопытства, а от нескромности изображениев,— пролепетал отец Ларион,— к чему они? Ну, писание — оно писание и есть, вещь понятная — то есть мысли, сочинения разные, художества. А вот рисованы-то вы зачем, и в эдаком, извините, тревожном естестве? Извините меня, вы, значит, что ж, в нечистую силу верите?
— А то как же?— ответил Пушкин.— Есть бог, значит, есть и черти. Об этом ведь и в писании ясно сказано. Ты-то сам, отче Ларивоне, как, в какую силу больше веришь, в чистую или нечистую? Да ты не трясись и не крестись. Это и самому богу не очень-то ведомо. А знаешь, что такое нечистая сила? Сила эта — искушенье. Искушенье духовное и телесное, искушенье сердца и ума. Искушенье, которое заставляет человека думать, задачи решать, песни сочинять, книжки писать. Ведь вот ты пришел ко мне с крестом и молитвой, со святым делом. А какая сила стоит в сердце твоем — чистая или нечистая? По-моему, нечистая!— рявкнул Пушкин, ткнув пальцем в свои бумаги с нарисованными чертями. Черти забегали по бумаге.
Поп схватился за крест. Ноги его обмякли, и он чуть не повалился на стул.
— Ну, хватит!— крикнул Пушкин.— До чертиков дело еще дойдет, а пока что давай сюда...
В комнату внесли поднос. Пушкин пододвинул столик к окну, поставил стулья себе и гостю и пригласил к трапезе.