У Лукоморья (Гейченко) - страница 178

Много, бесконечно много раз ходил по этой дороге Пушкин. Ходил туда, сюда, близко, далеко...

А вот и могучие древние Ганнибаловы ели — добрые знакомые и милые друзья Пушкина! Их когда-то было много, больше сотни. Они были посажены дедом его Осипом Абрамовичем в 1783 году по сторонам въездной дороги, которая с тех пор стала называться Еловой аллеей.

Теперь их осталось только шесть, остальные были вырублены фашистами в 1941—1944 годах. Все ели — ветераны-инвалиды Великой Отечественной войны. У одних шрапнельные ранения, у других пулевые. Все они больные, и им трудно жить на свете.

На местах уничтоженных выросло «племя младое» — елки, которые были посажены нами в 1945—1956 годах; все они — местные уроженцы. Сохранилось и полтора десятка елей, посаженных на месте усохших и поваленных бурями сыном поэта, Г. А. Пушкиным, в канун юбилея 1899 года.

Аллея ведет вас прямо к крыльцу дома поэта. Она прямая, как стрела. Вряд ли где в другом месте нашей Родины есть еще такая могучая длинная аллея! От «Поклонной горки» до крыльца Дома-музея — почти целый километр!

Совершая путешествие по России в 1780 году, императрица Екатерина II проезжала мимо Велья, старинного села Воронической волости. Ширь, простор, зеленые рощи, великолепные озера, величественно вздымающееся над ними древнее живописное городище поразили ее воображение. Всё «подлое» — мужики, бабы, ребятишки, скот — заранее было угнано подальше от глаз высочайшей путешественницы, дабы ничто не нарушало «гармонию природы». Лишь колокольный звон велейских церквей да попы, раболепно стоявшие с крестами, хоругвями и «святой водой» вдоль дороги, свидетельствовали о том, что это было не пустынное место.

— Чье имение? — спросила царица, обращаясь к своей пышной свите.

— Вашего величества дворцовая вотчина, — ответил псковский наместник.

В свите императрицы находился ее новый фаворит — двадцатилетний генерал-адъютант А. Д. Ланской.

— А почему бы нам не построить здесь новый загородный дворец? — обратилась Екатерина к Ланскому.

Фаворит потупил очи в знак согласия.

Царица уже давно подумывала об уединенном красивом месте, где можно было бы вдали от столицы пожить жизнью обыкновенной помещицы «на лоне сладостной натуры». Велье ей сразу понравилось.

«Прежде отбытия из Велья, — записал в этот день в своем месяцеслове псковский наместник Иван Алферьевич Пиль, сопровождавший царский поезд, — ее величество соизволили свершить, в сопровождении своей свиты и господ псковских дворян первых классов, пешее хождение к местному озеру Чадо, где на большом лугу, для высочайшего отдохновения, приказано было поставить ставок, из коего смотреть изволили кошение на том лугу травы крестьянами, во многочисленном народе до ста, а может, и более душ мужиков и их жен, и девок. И как ими окончено было кошение, то все сии подданные стали водить караводы и песни увеселительные петь, на которые ее величество смотреть благосклонно изволили и хвалили тако: «Господа, с умилением взирали мы на забавы сих чистых сердцем детей Природы и Отечества нашего. Мню я, что народ сей столь прекрасно поет и пляшет потому, что в благоденствии пребывает и о зле не думает». По окончании отдохновения ее величество приказали царскому поезду следовать, спустя некоторое время, к городу Опочке, про который они прежде были наслышаны еще в Пскове, а я со своими людьми с великим поспешением поскакал немедля».