До этого раза мне дважды довелось путешествовать на плечах оборотней. Первый раз — от границы Делла-Рова, второй — когда Грэст похитил меня с озера Велеса. И оба раза я потом чувствовала себя словно избитой, тело было в синяках и ссадинах. Сейчас — я сама подивилась — кожа была гладкой и нежной, ничего не болело, только слегка кружилась голова от слабости.
Закутавшись в банный халат, я последовала за волчицей. Омывальная и гардеробная соединяются невысокой дверью, и я отметила про себя, что это куда удобнее, чем в моих бывших покоях в Ньюэйгрине.
— Наденьте это, — сказала волчица и ткнула в легкое платье цвета пыльной розы. По низкому вырезу идет полоска кружева, по низу подола — пышная кайма. Платье, бесспорно, красивое, но все же больше похоже на нижнюю сорочку или пеньюар, который носит в покоях Виталина.
— На каком основании вы говорите, что мне делать? — вырвалось у меня.
Я подумала, что волчица сейчас зарычит, но женщина скорее удивилась.
— Я же эта, — сказала она и щелкнула пальцами, — горничная.
Несмотря на тревожную атмосферу, я не выдержала и хихикнула.
Женщина посмотрела на меня, подняв брови.
— Из вас такая же горничная, как и из меня, — сообщила я и пояснила, когда волчица не поняла. — Горничные обычно начинают с того, что представляются.
Женщина помолчала, а потом произнесла явно неохотно:
— Адела.
Я кивнула.
— Теперь оденетесь? — спросила Адела.
— А где сорочка, корсет, белье, наконец? — поинтересовалась я.
Адела пожевала губами. О таких мелочах она явно не задумывалась.
Вздохнув, я принялась осматривать гардеробную. После нескольких минут поисков пришлось признать: сорочки здесь были. Прозрачные, кружевные, до середины бедра, до того откровенные, что я постеснялась даже дать понять Аделе, что собираюсь надеть такое. Что касается корсетов и панталон, то о таком здесь, видимо, даже не слышали.
— А где хоть один корсет? — спросила я замеревшую на месте, словно статуя, Аделу. О панталонах спросить постеснялась, решив начать «с малой крови».
Волчица-горничная презрительно скривилась.
— Корсет? — переспросила она и, когда я кивнула, уточнила: — Это пыточное приспособление?
Я снова кивнула.
— Но ведь его же невозможно носить. Я пробовала. Давно. Ребра сдавливает, дышать невозможно. Двигаться тоже.
— И все же, — настоятельно сказала я, — не надевать же мне платье на голое тело.
— А почему нет? — уточнила женщина.
Представив, как щеголяю в этом платье из тонкой струящейся ткани по незнакомому замку, я покраснела.
— И все же я настаиваю, — твердо сказала я.
Адела пожала плечами.