Очнулся я только у глубокой, наполненной черной хлюпающей водой ямы. Над ней висел плакат: «Посторонним вход воспрещен!» Я оглянулся и со страхом заметил совершенно мне незнакомый пейзаж. Кругом заборы, тусклые стекла пыльных окон за этими заборами, какая-то чужая река, дымящие трубы. Я резко повернул и быстро пошел назад.
Во дворе никого не было. На том месте, где лежал Медведев, пусто. «Уже унесли…» — горько подумал я и представил Медведева в гробу. Медведев с очень красивым и добрым лицом лежал весь в цветах, но в руке у него почему-то был зажат мой прут, и люди, пришедшие проститься с ним, косились на этот прут и дрожали как испуганные лошади…
Из подъезда выбежали близнецы — братья Рома и Нема. Они весело смеялись. «Чего веселятся? — подумал я и неприязненно посмотрел на шумных братьев.
— Васька! Где ты пропадал?! — крикнул мне Рома. — Тебя же все искали… Как ты здорово наподдал Медведеву! Теперь у него на носу большая шишка!
— Что — Медведев жив, что ли? — спросил я.
— Жив, жив, что ему сделается? Будет только меньше маленьких обижать…
Сейчас я вижу, что Сашка Медведев набил полные карманы камней и топит ими в реке кошку. Глупая кошка плывет изо всех сил к берегу, как раз к тому месту, где стоит Медведев, и, зажмурившись, бьет по воде лапами. Сашка не спеша выбирает камешек поувесистей и с быстротой и ловкостью кидает в кошку.
— Перестань, Медведев! — кричу я, но Сашка и не видит меня. — Вон твой отец идет! — что есть силы кричу я, зная, что только так еще можно испугать Медведева.
Сашка медленно оглядывается вокруг.
— Врешь, — говорит он.
— Отдай мне кошку — это моя кошка! — уже взахлеб кричу я.
— Ты ведь все врешь… — повторяет Медведев.
— Нет, не вру! Вот я меняться с тобой пришел… Хочешь подшипники за кошку?
— Нет, подшипники мне не нужны, у меня есть камни… — безразлично произносит Медведев и сразу двумя руками кидает. Я слышу тошнотворный тупой звук удара по живому.
— Постой, постой, Медведев! Ну, тогда вот — вот возьми ножик за кошку! Отличный ножик…
Сашка как будто удивлен и с интересом смотрит на протянутый ему ножик с перламутровой ручкой. Трет его пальцами, дует на тонкое лезвие и кладет в карман. Сделка состоялась, кошка на этот раз спасена.
Что ж, видать, на набережной делать мне больше нечего. Я разворачиваюсь и, минуя стройку, бегу чистой аллейкой на двор. Ух ты! — из красного уголка как раз выходит мой друг и старший товарищ студент Герасим.
«Эх, Герасим! — проносится у меня в голове. — Как я тебя люблю и уважаю!» И действительно. Кто еще может сделать любую вещь… Ну что ни пожелаешь! Могут быть изготовлены и сабля, и пистолет, и щит, и шлем. Рогатка с мощной резинкой, увеличительное стекло для прожигания всего на свете, хоккейная клюшка, и лук со стрелами, и много-много всего такого ценного, что даже перечислить трудно. Но все, к сожалению, на мену, а мена с Герасимом трудная. Он собирает не просто там какие-нибудь фантики или спичечные коробки, а только все самое редкое, старинное, непонятное… Попробуй принеси ему простую польскую или китайскую марку — нет! На такую он даже и не взглянет — ему подавай или колонию Слоновый Берег, или редчайшую Цумбаранайку… Из монет гони что-нибудь турецкое с дыркой посередке и связкой какой-то паутины вместо герба. Берет он наших старых «Георгиев» с драконом, но уже не очень охотно, так как их еще много осталось после прорытого на стройке котлована. На месте нашего дома, если говорить правду, располагалось когда-то, при царе Горохе, кладбище. «Ну, котлован вырыли, всех покойников раскидали, а у них в карманах-то и были деньги…» — так думаем мы все во дворе и действительно находим кое-что. Я, например, нашел старинный орден в виде креста и с Георгием в центре. За него мне Герасим выдал щит, и с ним я сразу стал похож на рыцаря. Отдал я ему и глиняную казацкую трубку с медным куполком и цепочкой и серебряную пряжку с надписью: «А. Первый».