Всю долгую жизнь шкипер присматривался к окуням и любил их больше другой рыбы. «Окушок — это подводный ястреб! У него и крылышки красненькие, и летает он, как птица в небе, и бьется до последнего! Это тебе не корова — лещ, не плотва снулая — это боец!» Полюбовавшись на блесну и попробовав на ногте остроту крючка, дядя Петя осторожно булькнул блесну в лунку и вытравил леску до узелка. Глубина этого места была ему известна до миллиметра. Под лункой, в пятиметровом слое воды, уходя в дно еще сантиметров на шестьдесят, зияла ямка, и на краю ее, на перепаде глубины стоял обычно крупный окунь.
Утоптав снег и устроившись удобнее на ведре, шкипер выставил вперед удочку и повел. Удочка, дрожа и подергиваясь, плавно стала опускаться к лунке и, застыв на мгновение, опять начала дергаться, подрагивать и ползти вверх и снова опускаться. Высунув от напряжения кончик языка и как-то загадочно и плутовато улыбаясь, дядя Петя дразнил окуня. Вдруг он почувствовал глухой, переданный леской и древком удочки удар рыбы по блесне и подсек. Легкую блесну точно сразу налили ртутью, и приманка, дергаясь живой уже тяжестью, потянула удочку вниз. Отбросив удочку, шкипер схватился за леску и принялся, как говорят рыболовы, «шить» — быстро и однообразно дергая руками, выбирать леску с добычей. Из лунки, удивленно глядя на дядю Петю, выбрался здоровенный окунище. Шкипер схватил обеими руками, сунул палец под мокрую голову, в жабры, и умело вывел из розовой костяной глотки блесну. Окунь, сияя яркими неземными глазами, дернулся, посунулся головой между пальцев и, заскучав, провис в кулаке. Шкипер бросил его за спину и опять булькнул блесной. На этот раз, как ни дразнил дядя Петя окуней, поклевки не было. Леска обросла толстой колбаской льда и цеплялась за края лунки; шкипер время от времени протискивал леску между пальцев, счищая лед, и недовольно шевелил бровями. «Пойти, что ли, на другую лунку?»
Вообще дядя Петя не любил менять шило на мыло и бегать с места на место, считая, что при удаче всегда наловишь и на одной, обсиженной и верной лунке. «И терпением тоже можно рыбу взять… — знал дядя Петя. — Не торопись, не дергайся, посиди, подумай о том о сем, глядишь — подойдет и цапнет опять!»
Терпения у шкипера хватало. Порой, еще в молодых годах, отойдя от баржи и просидев целый день с малой поклевкой, он сдавался и сматывал удочки только после десятого грозного окрика тети Зины: «Петро! Петро!!!
Вот с места мне не сойти! Клянусь чем хочешь… Зашвырну сейчас борщ за борт! Сил моих больше нету греть его зазря!» Однажды тетя Зина, прокричав в двадцатый раз, топнула ногой, скинула юбку и прямо в одном тельнике, лихо сверкнув глазами, бросилась за борт. Юнга спустил ей на веревочке миску с горячими блинами, и тетя Зина, положив блины на голову, бешено подплыла к лодочке дяди Пети и, высунув блины над самыми его удочками, крикнула: «На, жри, идол!» И идол, задумчиво глядя на поплавки, молча съел все блины…