— Думаешь, вот так? — спросил Одд, приставляя дуло к виску.
— Именно так, — ответил Райан.
Он по-прежнему запинался, взгляд затуманился, из-за чего Одд решил, что тот под веществами.
— Ты знаешь, что не вернешь ее, даже если меня не будет? — спросил Одд.
— Да.
— Так зачем меня убирать? Это нелогично.
— Я настаиваю на том, чтобы ты совершил самоубийство, слышишь меня?
— А что, если я откажусь?
— Тогда ты должен убить меня, — сказал Райан.
Говорил не просто невнятно — в голосе слышались слезы.
Раздумывая, Одд медленно кивал.
— То есть одному из нас придется уйти, — сказал он. — Значит ли это, что ты не сможешь жить в мире, где есть я?
— Пристрели одного из нас — и хватит!
— Или хочешь, чтобы я тебя убил, а Эстер об этом узнала, ушла от меня и стала мечтать о тебе — о том, кого уже нельзя вернуть?
— Заткнись и делай!
— А что, если я снова откажусь?
— Тогда я убью тебя.
Засунув руку под пальто, Райан вытащил еще один пистолет. Лакировка у него была странновато-мутной. Одд даже услышал скрип пластика — так крепко Райан сжал рукоятку. Райан направил ствол на Одда — тот поднял пистолет, который держал сам, и нажал на курок.
Все произошло быстро. Очень быстро. Настолько, что впоследствии защитник Одда Риммена мог бы (условное наклонение) убедить присяжных в том, что среагировать смогло лишь быстрое миндалевидное тело (и его реакция «бей, беги или замри»), что лобная доля — именно она говорит: «Привет, подожди чуть-чуть и подумай» — даже не успела включиться.
Встав со стула, Одд Риммен подошел к Райану и посмотрел на него. На бывшего парня Эстер. Прежде живого человека. На дырку от пули в правой стороне лба. И на лежащий рядом с ним игрушечный пистолет. Наклонившись, Одд его поднял. Он почти ничего не весит, на рукоятке — трещина.
Он смог бы объяснить это присяжным. Но поверили бы ему? В то, что покойник отдал свой настоящий пистолет, чтобы угрожать ему безвредной потрескавшейся игрушкой? Может быть. Может быть, нет. Разумеется, от несчастной любви порой сходят с ума, но вряд ли у ответственного сотрудника британского Министерства иностранных дел были истории, связанные с неадекватным поведением или психическими проблемами. Нет, утверждение защиты о том, что Райан сознательно спровоцировал убийство как своего рода утонченную месть, покажется обычным мужчине и женщине, сидящим в присяжных, слишком натянутым.
Но Одду вдруг пришла другая мысль: если он придет с повинной, в новостях разорвется бомба. И история обрастет мифами. Любовная драма: писатель убивает соперника. Но, по крайней мере, эту мысль лобная доля обработать успела. И затем, естественно, от нее отказалась.