— вот как это называется; во всяком случае, когда прием срабатывает. И все же я пожалел о своих словах — да, даже дышать перестал. Потом ты улыбнулась. Улыбка в ту же секунду исчезла, как рябь с лужи, но я снова задышал.
— Не переживай, — тихо сказала ты. — Умру только я.
Я непонимающе на тебя смотрел, но ты избегала моего взгляда и косилась в сторону, на салон.
— Там во втором ряду младенец, — заметила ты. — Младенец в бизнес-классе, и он, возможно, всю ночь проплачет — что ты на это скажешь?
— А что тут говорить?
— Что родителям стоило бы понять: люди заплатили больше за то, чтобы здесь сидеть, потому что им надо поспать, а может быть, завтра утром им ехать на встречу или на работу.
— М-да. Пока авиакомпании пускают младенцев в бизнес-класс, остальное на совести родителей.
— Тогда надо авиакомпании штрафовать за то, что нас обманывают.
Ты осторожно вытерла под вторым глазом, взяв вместо салфетки, что я тебе дал, свой бумажный платок.
— В рекламе бизнес-класса пассажиры сладко спят.
— В перспективе авиакомпанию ждет наказание: мы будем не готовы платить за то, что не получим.
— Но зачем они так делают? — спросил я.
— Родители или авиакомпании?
— Понимаю: родители поступают так потому, что денег у них больше, чем совести. Но ведь авиакомпании должны терять деньги, потому что предоставляемые в бизнес-классе услуги теряют в качестве?
— Они также потеряют репутацию, если будут говорить, что не очень рады детям.
— Ребенку плевать, где плакать — в бизнесе или в экономе.
— Ты прав, я имела в виду — не очень рады родителям с маленькими детьми.
Я улыбнулся:
— Авиакомпании боятся, что со стороны все это будет напоминать апартеид. Естественно, проблему можно решить: те, кто плачет в бизнес-классе, отправляются в эконом и уступают место довольному, не верящему в происходящее человеку, купившему дешевый билет.
Смех у тебя был мягкий и приятный — на этот раз он добрался до глаз. Легко подумать — и я подумал: непонятно, зачем изменять такой красивой женщине, но тут уж как есть. Дело не во внешней красоте. Да и не во внутренней тоже.
— Чем занимаешься? — спросила ты.
— Я психолог, провожу исследования.
— Что исследуешь?
— Людей.
— Ну естественно. Что ты узнал?
— Что Фрейд был прав.
— По поводу чего?
— Что люди, за редким исключением, ничтожества.
Ты засмеялась.
— Да уж, мистер…
— Зови меня Шон.
— А я Мария. Шон, но ты ведь так не считаешь, разве нет?
— Что люди ничтожества, за редким исключением? С чего бы мне так не считать?
— Ты проявил заботу, а забота бессмысленна, если ты самый обыкновенный мизантроп.