— И как ты собираешься это сделать? — вот и все, что я смог спросить.
— Рассказать?
Вопрос ты задала с загадочной, почти веселой улыбкой. Я задумался. Хочу ли я это услышать?
— Кстати, это неправда, — сказала ты. — Потому что, во-первых, я не буду лишать себя жизни — это уже случилось. Во-вторых, не я лишу себя жизни, а они.
— Они?
— Да. Я подписала договор…
Ты посмотрела на часы «Картье» — готов поспорить, подарок того самого Роберта. Он их подарил до того, как изменил, или после? После. Мелисса была не первой, он все время изменял.
— …четыре часа назад.
— Они? — повторил я.
— Фирма, занимающаяся самоубийствами.
— Ты про… это как в Швейцарии? То есть активная эвтаназия?
— Да, но только более активная. И с той разницей, что тебя лишают жизни так, что это не выглядит как самоубийство.
— Да?
— Ты как будто мне не веришь.
— Я… да я просто удивился.
— Понимаю. Это должно остаться между нами, в договоре есть пункт о конфиденциальности, и, вообще-то, мне нельзя ни с кем об этом говорить. Просто мне…
Ты улыбнулась, и твои глаза тут же снова наполнились слезами.
— …невыносимо одиноко. А ты незнакомец. И психолог. Вы же обязаны хранить врачебную тайну?
Я прокашлялся.
— Да, если речь о пациентах.
— Ну так я твой пациент. Вижу, сейчас у тебя есть время на консультацию. Доктор, сколько вы возьмете?
— Боюсь, Мария, так нельзя.
— Разумеется, нет, это же нарушает принятые в твоей профессии правила игры. Но как частное лицо ты ведь послушать можешь?
— Пойми: у меня возникнет этическая проблема, если человек собирается совершить самоубийство и доверяется мне, а я даже не пытаюсь вмешаться.
— Ты не понимаешь: вмешиваться поздно, я уже умерла.
— Умерла?
— Договор не отменить, меня убьют в течение трех недель. Они заранее объясняют, что, когда ты ставишь на бумаге подпись, никакую тревожную кнопку уже не нажмешь. Существуй у них такая кнопка — и потом мороки с юристами не оберешься. Так что, Шон, ты сидишь рядом с трупом.
Ты засмеялась — на этот раз сухо и горько.
— Выпьешь со мной или будешь просто слушать?
Ты протянула длинную худую руку к кнопке вызова персонала — в темном салоне как будто пискнул гидролокатор.
— Ладно, — согласился я. — Но советов я давать не буду.
— Хорошо. А ты обещаешь никому ничего не говорить даже после моей смерти?
— Обещаю, — сказал я. — Хотя не думаю, что тебе это будет важно.
— Вообще-то, важно. Если я нарушу пункт о конфиденциальности, они смогут через суд взыскать с меня кучу денег, и тогда организациям, которым я завещала, останутся одни крохи.
— Чем могу помочь? — спросила беззвучно материализовавшаяся возле нас стюардесса.