— Да, конечно, — сказал я, глядя на контейнер, добравшийся до верхушки кузова. — Я люблю тебя.
В наступившей тишине я почувствовал ее смятение.
— Ты не… — заговорила она.
— Да, мне обидно и грустно, — сказал я. Контейнер стал переворачиваться. — Но я люблю тебя.
Положив трубку, я бросил взгляд на «короллу». Стояла она в тени, и на стеклах еще осталась роса. Наверное, всю ночь тут простояла.
Из зеленого контейнера посыпалось содержимое — с мягким шлепком на металлическое дно компрессора что-то упало. Я посмотрел вверх. Там, среди завязанных, набитых полиэтиленовых пакетов и пустых коробок из-под пиццы лежало дряблое тело в синих пижамных штанах. И наверное, я Стефана Людвигсена и раньше видел, потому что я его узнал. Его потухший взгляд смотрел мимо меня. Отметины на гортани почернели. Теперь туман как будто стал рассеиваться, пробивающееся солнце словно подпитывается собственным светом — так же тают льды на полюсах; передо мной в ускоренном темпе разворачивался пейзаж памяти.
Я вспомнил, как он со слезами во всем признался. Объяснил, что недавно развелся, ну и совершил ошибку. Взял кухонный нож и стал размахивать им у меня перед рожей — думаю, я был чересчур пьян, чтобы вовремя среагировать. До того как я выбил нож, он кольнул меня в лоб. С ножом удачно получилось — мне как будто дали бензин. И повод. Блин, самооборона же. Я выдавил из него жизнь. Не слишком быстро и не слишком медленно. Не то чтобы мне это удовольствие доставило, не буду преувеличивать, но у него, по крайней мере, хватило времени понять. Раскаяться. Пострадать. Точно так же, как я.
Я видел, как компрессор смял полуголое тело, и теперь оно смахивало на эмбриона. Стоя на подножке, я обернулся и посмотрел на ведущую к входной двери дорожку, посыпанную гравием. С виду казалось, будто по ней никого и не волокли. Я за собой прибрался, избавился от возможных следов и внутри, и снаружи.
Если я и был пьян, когда бросился в «короллу», приехал посреди ночи сюда и позвонил в дверь, то, кажется, когда Людвигсен лежал на кухонному полу без признаков жизни, я мгновенно протрезвел. Протрезвел настолько, чтобы понять: если по дороге домой меня поймают за рулем в нетрезвом виде, этот факт зафиксируют и позднее могут связать с исчезновением Людвигсена. Потому что он должен исчезнуть. Фактически испариться. И я все это спланировал до того, как позвонить в дверь его дома? А ведь Пиюс-то прав. Очевидно, я способен действовать быстро и в то же время обдуманно.
Подойдя к кабине, я сел на место подручного.
— Ну? — спросил Пиюс, посмотрев на меня.