Приготовив хворост, она положила рядом пластиковую зажигалку и прилегла отдохнуть. Ночной холод почти сразу же проник под тонкую одежду, и Джанин задрожала всем телом. Огромным усилием воли она заставила себя вернуться к разбитому «вискаунту». В наступающей темноте еще виднелись обломки металла, разбросанный багаж и мертвые тела — след, оставленный в чаше носовой частью самолета, хотя сам фюзеляж отнесло куда-то дальше.
— Есть кто живой? — крикнула Джанин. — Кто-нибудь меня слышит?
Ночь ответила молчанием.
Более легкая хвостовая часть самолета, где сидела Джанин, должно быть, врезалась в большое дерево, и ее словно ножом отрезало. Внезапный удар переломал шеи пассажирам, Джанин спасло только то, что она склонилась вперед, уткнувшись лицом в колени.
Стараясь не смотреть на висящую в перевернутом кресле девочку, Джанин приподнялась и заглянула внутрь разбитого хвостового отсека: из раскрытых шкафчиков на кухне высыпались одеяла, консервы и напитки — целое сокровище. Она дюйм за дюймом подползла туда. Шерстяное одеяло на плечах принесло блаженное тепло, две банки лимонада утолили жажду. Покопавшись в разбросанном содержимом, Джанин обнаружила аптечку первой помощи и, кое-как наложив на сломанную ногу шину, почувствовала себя гораздо лучше. В аптечке нашлись также одноразовые шприцы и ампулы с морфием. Возможность избавиться от невыносимой боли была невероятно соблазнительна, но Джанин знала, что ей предстоит пережить долгие ночные часы, а вызванные лекарством сонливость и замедленная реакция могут стоить жизни. Она все еще боролась с искушением забыться, когда снова раздался быстро приближающийся гул вертолета.
Джанин уронила шприц и неловко спрыгнула на землю с высоты трех футов — острая боль в ноге заставила замереть на месте. Рокот двигателя и свист рассекаемого лопастями воздуха надвигались.
Закусив губу до крови, Джанин вцепилась пальцами в землю и поползла к сложенной кучке хвороста. Вертолет ревел прямо над головой, и в небе над лесом горело бело-голубое зарево. Чиркнув зажигалкой, Джанин поднесла крохотное пламя к сухой траве, и та мгновенно вспыхнула.
Джанин подняла лицо к небу: в свете костра и посадочных огней было видно, что ее щеки измазаны грязью и засохшей кровью из пореза на голове, из-под распухших век текли слезы боли и надежды.
— Пожалуйста! — взмолилась она. — Боже милосердный, пожалуйста, сделай так, чтобы меня заметили!
Посадочные огни приближались, ослепляя ярким сиянием, и вдруг погасли. Темнота будто дубиной по голове ударила. Рокот двигателей раздавался прямо над головой, Джанин чувствовала поднятый вращением винтов поток воздуха. На мгновение черный, вытянутый, как у акулы, силуэт закрыл звезды и пропал. Рев мотора затих в отдалении.