Крейг наполнил джином опустевшие стаканы и вдруг понял, что по щекам деда текут слезы.
— Баву, что стряслось? — забеспокоился Крейг, не в силах вынести ужасное зрелище.
— Разве ты не слышал новости? — спросил старик.
— Баву, ты ведь знаешь, я никогда не слушаю новости.
— Все кончено, мальчик мой. Все кончено… Мы проиграли. Смерть Роли, твое ранение, все наши потери и страдания — все было напрасно, мы проиграли войну. Все, за что мы боролись, за что боролись наши отцы, все, что мы завоевали и построили, — все потеряно. Мы потеряли все за столом переговоров в Ланкастер-хаус.
Плечи старика тихонько тряслись, по щекам бежали слезы. Крейг перебрался через салон и, подтянувшись, сел рядом, взяв его за руку. Рука Баву была тонкой, легкой и сухой, точно высохшие кости морской птицы.
Дед и внук сидели, держась за руки, словно испуганные дети в опустевшем доме.
* * *
В следующую пятницу Крейг встал рано и в предвкушении регулярного визита Баву навел порядок. Еще с вечера он приготовил полдюжины бутылок джина — будет чем утолить жажду. Он распечатал бутылку, поставил рядом с ней два отполированных до блеска стаканчика и тут же положил стопку в триста машинописных страниц.
«Пусть старик порадуется», — подумал Крейг.
Ему понадобился не один месяц, чтобы собраться с духом и сказать Баву, чем он занимается.
Теперь, когда он решил показать рукопись, Крейга охватили противоречивые эмоции: во-первых, он смертельно боялся, что его труды будут признаны бесполезными, что он потратил время на бессмысленное занятие и его надежды не оправдались; во-вторых, ему ужасно не хотелось, чтобы в созданный им на белых листах бумаги мир пришел кто-то посторонний, пусть даже это будет любимый дед.
«Ладно, надо же хоть кому-то показать», — утешил себя Крейг и потащился в туалет.
Сидя на химическом туалете, он заметил свое отражение в зеркале над раковиной. Впервые за много месяцев Крейг по-настоящему посмотрел на себя. Щеки покрывала недельная щетина, от джина под глазами набухли мешки. Во взгляде застыла боль и отражались ужасные воспоминания. Губы искривились, как у ребенка, который вот-вот расплачется.
Крейг побрился, потом сел под душ, наслаждаясь почти забытым ощущением горячей воды и мыльной пены. После душа он зачесал влажные волосы на лоб и ножницами подрезал их по линии бровей. Напоследок он вычистил зубы так, что десны закровоточили.
Надев чистую синюю рубашку, Крейг поднялся на палубу, опустил трап и уселся на солнышке в ожидании приезда Баву.
Он, должно быть, задремал и проснулся от шума мотора, вот только вместо тихого шелеста «бентли» слышался отчетливый рокот «фольксваген-битла». Незнакомая грязно-зеленая машина остановилась под манговыми деревьями, из нее вышел столь же незнакомый водитель и нерешительно направился к яхте.