— Пусть похудеет!
— Но она говорит, что и так не толстая.
— Пусть заведет любовника, сменит мужа, работу! Передвинет шкаф в конце концов!
— Она говорит, что и так регулярно это делает — поменяла трех мужей, любовников сбилась считать.
— Может это не женщина? Раз у неё нет проблем?
— Старение — вот её проблема. Она же об этом говорит.
— Но рядом с ней миллионы таких же.
— Скажите ей правду, что таких средств нет.
— Нет, лучше скажите, что у нее нет таких денег, чтобы это услышать.
— Разве это не одно и тоже?
— А я вот считаю, пошлите её к профильному специалисту.
— К какому конкретно?
— Ну не знаю, может психиатр, психолог, эндокринолог.
— Но они не занимаются старением. Тем более физиологическим, когда и болезней нет.
— Такого не бывает.
— Ну если не бывает, тогда и разговор окончим на этом. А тут ведь у дамы очень разумный спрос! Ведь когда тебе 80 и весь букет болячек, то, как говорится, поздно пить боржоми. А вот если вести пациентов лет с 40–50 и приводить их к 80-ти совсем в другой форме, было бы очень круто. Спасибо всем.
Напротив мавзолея в летней веранде кафе, коих много открывается в центре Москвы, сидели два человека средних по нынешним временам лет. Они похоже уже давно тут играли в шахматы. Одновременно у них шла длительная и похоже серьезная беседа.
— Владимир Ильич, я всегда за зло, которое творит добро.
— Товарищ Воландов, Вы архи как не правы. Выбор большевика другой — делать добро всему миру.
— Но добро насаждаемое повсюду просто не может быть таковым. Уж очень оно становится похоже на зло. И тогда это только зло. Причем сия бессмертная игра добра и её тени зла бесконечна.
Подходит молодой человек, который, судя по отяжелевшему лицу, уже давно не молод. Он вслушивается в разговор, затем спрашивает:
— Господа, а можно мне присесть тут?
— Шах, Владимир Ильич. Садитесь, Миша.
Человек скромно садится на край самый сплетенного стула. Затем, после пары минут не выдерживает и спрашивает:
— Спасибо, Вы меня узнали? — спросил человек и снял бейсболку. — Господа, я случайно услышал слово бессмертие. Вступайте в мои ряды, я обещаю вам обоим бессмертие.
— Забавно, но мы оба бессмертны, — сказал господин, у которого были разные глаза.
— Да, — подтвердил человек, образ которого известен каждому рожденному в СССР, — мы давно живем вне времени.
— Но я обещаю реальное бессмертие.
— Вы, товарищ, революционер или контрреволюционер? Вы очень похожи на господина Савинкова? Вы, случайно, не его брат, сын или внук? — сказал Владимир Ильич.
— Так кто же не знает, Владимир Ильич, господина Михаила Ватина? Это же он привез недавно итальянца Макарони в Россию, подав его как мировое светило, — сказал Воландов.