– Нет.
– Тогда пошли спать, поздно уже.
– Если там клопы, я буду спать в повозке.
– Нет здесь клопов.
– Странно. В замке были, а тут нет, – не поверил Антон.
– Главное слово – были. – проворчал Торвал. – Твой отец не разрешал их травить.
– Почему?
– Он сказал, что лучше здесь страдать от клопов, чем после смерти мучиться в огне.
Антон лишь покачал головой. Слов у него не было. Как надо было прожить жизнь, чтобы потом перед смертью себя истязать? Неужели и его ждет такая судьба? Лучше сразу утопиться…
Но молодость, она долго над такими вещами не думает, и Антон выбросил их из головы. У молодости всегда есть надежда, что в будущем все изменится. И изменится к лучшему.
В комнате, куда их поселили, стояли две грубо сколоченные из досок кровати. Скамья, кадка у дверей для малой нужды. В маленькое оконце, в котором не было стекла, проникал свежий ветерок и колыхал тусклый огонек масляной лампы. Антон сел на кровать и стянул сапоги, поморщился от запаха тухлятины и с виноватым видом обратился к шеру.
– Торвал, пожалуйста, скажи, чтоб принесли таз с водой. А то я уже разулся.
– Без проблем. – Он выглянул в коридор и громко рявкнул: – Коридорный! Таз с водой его милости.
– Ты чего кричишь! – подпрыгнул от неожиданности Артем. Люди же спят.
– Да мне без разницы, спят они или не спят. Тебе вода нужна?
– Нужна.
– Ну вот, я отдал тебе долг.
Принесли воду и поставили на скамью. Антон из своего походного мешка достал сушеные желтые цветы, толченный мел.
– Вот смотрю я на тебя, Ант, и не могу понять. Зачем тебе все это? – Умываешься, мелом зубы трешь. Тебе что, почесаться лень?
– В чистом теле, Торвал, чистый дух. Я мою тело, чтобы моя душа тоже была чиста.
– Ты хочешь сказать, что раз я не моюсь, как ты, то и душа у меня грязная.
– С чего ты это взял? Я говорил про себя. За день можно много ошибок наделать. Накричать без дела или еще чего, а водой умылся и все смыл. А потом это привычка. А привычки – это то, что определяют наши поступки. Вот ты привык ногтем ковыряться в зубах. А ноготь у тебя в грязи.
– Где в грязи? – шер посмотрел на ноготь мизинца. – Это рыба из зубов. Он выскреб из-под ногтя что-то черное и сунул в рот, пососал и выплюнул. – Действительно, грязь, – удивленно произнес он. Скинул сапоги, кожаную безрукавку и в одежде завалился на кровать. Не успел преклонить голову, как тут же громко захрапел.
Антон разделся до исподнего и тоже лег. Светильник, чадивший у двери, гасить не стал. Света он давал немного и не мешал. Мешал храп шера. Антон лег на бок, желая уснуть, потом закрыл голову подушкой и все равно уснуть не мог.