— Ты, брат Ваня, целиком против генеральной линии Партии?
— Точно не знаю. Видимо так. А почему я не могу быть против той линии, если она против интересов народа. Если она, эта линия хитрая, но не умная?
— Братик Ваня, поклянись мне, что ты никогда и никому не скажешь таких слов, какие ты говорил мне сейчас. В противном случае я, по долгу службы, должен тебя арестовывать.
— За что? За то, что я имею другой взгляд на вещи? Меня не арестовывать надо, а меня учить надо. Курсы там краткосрочные. Надо растолковывать, организовывать словесные состязания, диспуты. Вот путь, по которому мы должны идти. А арестовывать мы научились так, что скоро арестовывать будет некого. Останется одна ваша организация. И то говорят, что в ЧКа перед тем, как отправить сотрудника на пенсию, его сперва расстреливают. Да и берут в ЧКа на работу зверей типа Лёвы Задова. Это махновский палач. Его сам Махно бил палкой за зверства.
Говорить, кроме тебя, я никому не говорил, даже жене, и говорить не буду во веки веков. А тебе, Максимушка, как старший брат даю наказ: старайся меньше арестовывать. Старайся найти причину для оправдания человека и выпустить из-под ареста. Россия обезлюдела. Русская нация перебила друг друга. Её, как создателя России, может оказаться меньше, чем других народов, населяющих Россию. Тогда конец нашей стране. Я сам был участником этой бойни. А до сих пор точно не знаю, кто является зачинщиком гражданской войны в России.
— Пойдём, братик Ваня, на обед. Поедим. Ума прибавится. И тогда вспомним, кто первым сказал: «Превратим войну империалистическую в войну гражданскую».
— А мы не пойдём, а поедем, — сказал Иван Павлович.
Подошли к лошадям.
— Это твои кони? — спросил Максим Петрович.
— Колхозные.
Максим Петрович перехватил вожжи у Линька, сам стал править. Он лихо заехал во двор. Дав лошадям сена, все зашли в дом. Линьку Максим Петрович дал рубль и отослал в столовую. Сели за стол, выпили за встречу. Жена Максима Петровича, Софья Петровна, вглядевшись внимательно в лицо Ивана Павловича, сказала:
— Я Вас знаю, Вы — Горшков. Я Вас перевязывала, накладывала шины на переломы, когда Вас сразили во время прорыва фронта. Почему Вас тогда послали с шашками на девять пушек и десять пулемётов? Какая глупость! Сколько там полегло. А сколько бы могло полечь, если бы не тот разведчик? Максим, ты называл его фамилию.
— Долгов, — отозвался Максим.
— Долгов Михаил Иванович, — сказал Иван Павлович.
— А Вы его помните, Иван Павлович, — спросила Софья Петровна.
— А чего его помнить? Он жив, здоров, работает.