С малого детства Павел заболел морем. В 1934 году уехал в Астрахань, поступил в мореходку и покинул отцовский дом навсегда. Не стал Павлик наследником отца. Не было у Павлика отца настоящего, был приходящий. Иногда в ссорах с ребятишками он слышал обидное слово: «Найда». Услышав такое слово, Павлик покидал поле боя, убегал в свое укромное место, — в сооруженный между амбарами шалаш и долго там плакал. В слезах Павлик часто засыпал. Будила его мать на закате солнца, когда надо было идти искать телёнка и встречать корову.
Мать спрашивала:
— Павлик, о чём ты плачешь?
— Это я во сне.
Павлик любил свою мать.
По другим причинам Павлик очень редко плакал.
Сильно Павлик плакал, когда прощался с матерью, уезжая в мореходку. Он знал, что оставляет её навсегда одну, на попечение Евдокима Васильевича. Ещё осталась у неё двоюродная сестра в хуторе. А раньше родни было много. Всех забрала Гражданская война. Павел, плача, просил мать благословить его идти учиться в мореходку. Тоже плача от сознания того, что она, может быть, видит Павлика последний раз, мать говорила:
— У тебя есть отец пусть и он тебя благословит.
Павел на этот раз не просил благословения отца. А в 1939 году, в мае месяце, когда цвела степь лазоревыми цветами, когда дубрава гудела птичьим многоголосьем, когда вокруг придубровских хуторов цвели когда-то пышные, но теперь отрезанные от усадеб колхозников колхозным уставом и полузагрызанные скотом сады; цвели в треть доколхозной силы, но все-таки испускали аромат знакомый и родной, приходил Павел на побывку. Побыл десять суток и уехал с предчувствием того, что уезжает навсегда. Прощаясь с сыном, Евдоким Васильевич вёл с ним разговор:
— Павел, на правильном ли ты пути?
— На правильном, батя.
— А как же мама? У меня Даша есть, а у твоей мамы, кроме тебя, никого нету. Мать твоя жизнь свою молодую посвятила тебе. Она могла бы выйти замуж и жить с мужем, но она не хотела, чтобы у тебя был отчим, который мог тебя обидеть.
— Мама не выходила замуж потому, что тебя сильно любила, а ты нас любил. Я помню в 1933 году мы весь день ничего не ели и спать легли, не евши, а ты нам ночью принес щербы и вареной рыбы и одну большую солёную рыбу, мы ее утром варили и ели два дня. А потом, на следующую ночь, ты принёс нам ведро муки, ведро пшена, ещё одну большую рыбину и ведро картошки. В тот год мы огороды сажали вместе. Много сажали. Осенью у нас всего было много, — вспоминал Павел.
— А все-таки, как же мама?
— У моей мамы Евдоким Васильевич есть.
— А если я умру вперед мамы?
— Господь милостив. Он не допустит этого.