Николаев, чуткий на такие вещи, улыбается:
— Раз улепетывает, значит, не так страшен черт, как его малюют. Верно?
— Верно, товарищ старший батальонный комиссар. Нынче не сорок первый. Теперь и у нас танки, во-он их сколько. А против танков фриц не дюже устойчив.
Из оврага выносится мотоцикл с коляской. Офицер из штаба корпуса привез новый приказ. Он краток: ввести в бой 2-й танковый батальон. Направление удара то же.
— Где Грабовецкий?
— Я здесь, товарищ полковник. — Капитан словно ждал вызова.
— Как с переправой?
— Только что закончили.
— Высылайте вперед роту Берковича. Его задача — прикрыть правый фланг и тыл батальона Суха. Когда соберутся остальные роты, двигайте к «Полевому стану». Удар наносите вдоль дороги, справа от нее.
— Есть!
Ровно через десять минут Т-70 мчатся к гребню.
* * *
Солнце уже завалилось за степь, и по небу, постепенно затухая и сгущаясь, разливается мягкий сумеречный свет. С Дона веет прохладой.
На высоте 161.1 делать мне больше нечего, и я предлагаю Николаеву выехать в боевые порядки. Забираемся каждый в свой танк и трогаемся. За нами на броневике со средствами связи следует лейтенант Симонов. Он временно исполняет обязанности начальника оперативного отделения.
Довголюка нашли в «Полевом стане» уже в полной темноте. Его танки перемешались с танками 56-й бригады и, расположившись среди стогов соломы, вели огонь в северном направлении. В ответ летели «болванки» — так у нас прозвали специальные противотанковые снаряды из сплошного куска металла. Они имели большую разрушительную силу и легко прошибали лобовую броню.
Вместе с Николаевым пошли по экипажам.
Беспорядочная стрельба то усиливается, то затухает. На наш вопрос, по кому стреляют, танкисты отвечали:
— Так там же противник.
Или:
— Все стреляют.
— Надо прекратить бесцельную трату снарядов, — недовольно говорю я.
— Это они от первого успеха, — отвечает Николаев, — в горячке боя. Знакомое состояние. А вот и результаты.
Комиссар тычет пальцем в сторону подбитого вражеского танка. Метрах в двадцати от него раздавленные гусеницами, искореженные противотанковые орудия, тут же погибший от пулеметного огня орудийный расчет. Смерть застала каждого в необычайном положении: один свалился на спину, другой ткнулся лицом в землю, третий свернулся калачом. А вот четвертый. Он стоит на коленях, прижав руки к животу и упершись головой в обод орудийного колеса. Кажется, солдата только-только ранила пуля, он еще жив и отчаянно борется со смертью и адской болью.
— Что, дождался? — жестко произносит Николаев.
— Крепко же ты их ненавидишь, Мирон Захарович.