— Чего стоите? — спрашиваю и сам удивляюсь своему спокойствию.
— А-а… все стоят, — неуверенно отвечает командир экипажа.
— Я спрашиваю, почему вы стоите?
Ударение на «вы» встревожило танкиста.
— Да я, как все, — голос у него срывается.
— Задачу знаете?
— Знаю.
— Так какого же черта стоите? Немедленно вперед! И без оглядки на других.
Голова скрывается в люке. Неистово взвывает мотор. Танк, как застоявшийся конь, с места рвется вперед, и длинный шлейф белой пыли, пронзенный лучами вечернего солнца, повисает за его кормой.
Такой же разговор с командиром второго экипажа. Его танк бросается вдогонку за первым. И вот уже набирая скорость, на север уходят все тридцатьчетверки. Вечереющая бронзово-желтая степь враз оглашается дружным исполинским гулом моторов и жестким скрежетом гусениц.
Срывается с места и уносится вслед за первым второй эшелон.
— Быстрее, быстрее! — кричу я и повелительно выбрасываю руку по направлению вражеских артиллерийских позиций.
Задние машины еще не скрылись из виду, как впереди уже раздаются торжествующие выстрелы танковых пушек и дробь пулеметов. Звуки боя удаляются. Ясно — атака удалась.
Не спеша направляюсь к своему танку. Неожиданно из-за кустов выскакивает мотоцикл. На нем знакомый командир из штаба корпуса.
Не глуша мотора, спрашивает:
— Комкор интересуется, почему остановились танки?
— Они атакуют, — я показываю рукой в сторону боя. — Слышите?
— Все ясно. — Командир козыряет, дает газ и, развернувшись, уносится назад.
Пыль улеглась, и, следуя по пути танков, я вижу окопы, орудия, склады снарядов, автомашину. Все это брошено поспешно, в панике. Наши танки смяли врага так, что он даже не успел развернуть тяжелые орудия.
Проезжая около пушек, замечаю машину Николаева. Мирон Захарович ходит, осматривая брошенную технику. Я покидаю танк и присоединяюсь к нему. Кругом штабеля снарядов. Много убитых гитлеровских солдат и офицеров.
— Ну их к черту! — произносит Николаев. — Айда своих догонять.
На большой скорости мчимся прямо на север. Справа от дороги замечаю разбитую тридцатьчетверку с хорошо знакомым номером.
— Стой! — командую механику-водителю.
Тот резко тормозит, и я кубарем скатываюсь на землю. Николаев за мной.
— В чем дело? — кричит он.
Я показываю на подбитый танк:
— Смотри номер. Это машина Довголюка.
Подходим ближе. Возле танка видим четыре непривычно маленькие фигурки. Совсем черные, обуглившиеся.
— Неужели в танке сгорели?
— Что ты, — Мирон Захарович машет рукой. — Если бы в танке, разве фашисты стали бы трупы вытаскивать. Так они раненых сжигают, предварительно облив керосином.