После тяжелого ранения долго лечился в Ростове и Харькове. Потом его переправили в Тбилиси, возле которого располагался наш полк. Узнав об этом, Георгий Семенович навестил бывших однополчан.
Вскоре полк перебросили в Крым. Но через полгода судьба снова свела нас. Весть о назначении командиром 28-го танкового корпуса Г. С. Родина обрадовала и меня и других командиров, знавших его по довоенному времени…
— Курить есть? — прерывает мои раздумья Георгий Семенович.
— Вы же не курите! — удивляюсь я.
— Мало что не курю, — перебивает Родин. — Ну давай, что ли.
Протягиваю ему портсигар и, как бы невзначай, спрашиваю:
— Надолго учение? К концу дня закончим?
Бросив на меня молниеносный взгляд, Родин глубоко затягивается, морщится и как-то неопределенно тянет:
— Посмотрим…
Такой ответ настораживает меня. Но допытываться считаю нетактичным.
— Разрешите ехать?
— Да, да, пожалуйста. Только вот что, — вдруг спохватывается Родин, — по прибытии в Черкасово обратите внимание на маскировку. Выставьте охранение и вышлите в сторону Калача разведку.
* * *
До восхода солнца батальоны сосредоточились в Черкасове. Я сразу же распорядился замаскировать технику, выставить охранение, выслать разведку.
Танкисты постарались и хорошо укрыли машины. Некоторые раздобыли сена и придали танкам вид стогов, другие покрыли их дощатыми навесами, так что со стороны танки походили на сараи.
— А что, очень даже неплохо, — хвалит людей комиссар бригады Мирон Захарович Николаев. — Такая сноровка пригодится на фронте.
— Дней через десять не то еще будет, — говорю ему, — дай только срок. Вот проведем батальонные учения, потом выйдем в поле всей бригадой, отработаем оборону, наступление, отстреляемся ночью и днем, а после этого, пожалуйста, давай нам фронт.
— Все может быть, — осторожно соглашается Николаев.
Осторожность вообще присуща комиссару. Он не любит скороспелых суждений и выводов. Поэтому, не разделяя моего оптимизма, отвечает сдержанно.
Комиссару под сорок. Он среднего роста, энергичный, веселый. У него неистощимый запас шуток. Я всегда восхищался его умением как бы невзначай вызвать улыбку, смех, развеселить человека. И не удивительно, что бойцы тянулись к нему.
Мне приходилось присутствовать, когда он проводил политинформации. Его выступления были страстными, горячими. К захватчикам у комиссара имелся свой счет. В восемнадцатом году немцы расстреляли его отца. Эта война тоже принесла Николаеву горе — разорила дом, семью — жену и пятерых детей — забросила далеко на Урал. Живется им трудно, дети часто болеют. И хотя комиссар старался скрыть свое душевное состояние, я видел, что он сильно переживает.