По площади болото было небольшим, но зато подходы к нему ограничивались с двух сторон водой — Лайяозером и Ондозером и это давало некоторое преимущество десантникам в рациональном распределении сил. Собственно, Ковалеву выбирать уже не приходилось. В такое идиотское положение он не попадал никогда. Словно рок какой-то, словно какая-то неведомая сила руководила сейчас им, нарочно устроив все это. «А может, виноват сам? Может, собраться сейчас, пока не поздно, и ударить напролом — будь что будет?» Но Ковалев прогнал эту мысль, продолжая надеяться на что-то. На что именно — не знал.
Егеря быстро определили, где укрылся отряд. Поняв, что десантникам больше некуда деться, финны, окружив болото, ожидали приказов своих офицеров.
Когда совсем рассвело, егеря стали подбираться к болоту. Где ползком, где перебежками они подошли на расстояние выстрела. Затем ринулись на десантников, прокладывая себе путь очередями из автоматов. Болото ощетинилось ответным огнем. Десантники успели отрыть небольшие окопчики и, отбив атаку финнов, сами не понесли никаких потерь.
Ковалев лежал в ямке рядом с Мочихиным и Гвасалия. Он видел, как егеря рьяно кинулись на них и, побитые, так же поспешно отступили, не решаясь углубляться в болото. Но несколько финских автоматчиков остались в прибрежном тростнике Лайяозера и оттуда продолжали вести огонь.
— Старшина! Ударь из своего пулемета вон по тем тростникам, — показал рукой капитан. — Сволочи, засели там и головы поднять не дают!
Мочихин хотел было приподняться, чтобы получше рассмотреть, где прячутся вражеские автоматчики, но пули тут же срезали осоку на большой кочке, за которой они укрывались. Мочихин втянул голову за кочку: «Если их сейчас не снять, то в другой раз они отправят кого-нибудь на тот свет». Старшина взял в руки свой пулемет, положил его на колено, прицелился и застрочил по тростникам, водя пулеметом вправо-влево. Финский автоматчик тоже успел выпустить по нему очередь. Несколько пуль ударили в пулемет, выбили его из рук старшины, а две угодили в него. Мочихин невольно охнул, повалился на кочку. «Попали все же, гады!»— ужаснулся он, почувствовав резкую боль в правой руке.
— Вано! Ты ранен? — перевернул его на спину Гвасалия.
Мочихин вытянул правую руку и увидел, что вся ладонь у него в крови.
— И левое предплечье жжет, будто углей наложили! — застонал старшина.
— Перевяжи его! — крикнул Ковалев. — И давай за пулемет.
— Я сейчас… Сейчас перевяжу, — засуетился Гвасалия.
Мочихин, поняв, что раны не смертельные, успокоился, затих. «Ноги, ноги главное целы», — подумал он.