«Пиковую даму» надо читать, а многие знают ее по опере Петра Чайковского, балету, многочисленным экранизациям, как правило, неудачным. Михаил Козаков, дважды пытавшийся перенести пушкинскую повесть на экран, пишет в «Актерской книге»: «1987 год. При вторичной попытке (первая была в 1980 году) экранизировать эту вечно загадочную повесть я сломался и загремел в психушку. Я, пройдя мучительный опыт «Пиковой дамы», нашел в себе мужество отказаться от постановки и не взял на душу грех фальсификации повести Пушкина».
Но настоящая чертовщина, которая даже в кошмарном сне не приснилась бы Пушкину, произошла в 1977 году. Немногим дано постичь глубинный смысл «Пиковой дамы», но это сделали старцы в ЦК КПСС — они запретили постановку оперы Юрию Любимову и Геннадию Рождественскому, усмотрев в их трактовке какое-то «отступление от классики».
Варлам Шаламов, отбывавший сталинский срок в наших краях, один свой рассказ начинает словами: «Играли в карты у коногона Наумова». Эта фраза сразу же отсылает к «Пиковой даме» с ее началом: «Играли в карты у конногвардейца Нарумова». Но подлинный смысл этой литературной параллели придает описанный в рассказе страшный лагерный быт. По признанию Юрия Лотмана, он, прочитав рассказ Шаламова, по-новому открыл пушкинскую повесть.
«Пиковая дама» злободневна и в наши дни. Вся современная Россия — сплошное казино, как пишет Андрей Вознесенский в последнем своем поэтическом сборнике, так и названном «Казино. Россия».
Дама — пик Чайковского, вершина духа,
Настает Час Дамы, голубые гуру!
Я планирую Случай.
В тридцать лет я — старуха?
Я ломаю игру.
Для встречи с Пиковой дамой березниковцам много не надо. Сесть на автобус № 22, двадцать минут — и вы в Усолье. Еще столько же по дамбе до родового имения Голицыных. По дамбе хорошо идти зимой, когда падает тихий снег, и летом, когда голубая вода с обеих сторон, как в море — до горизонта. Кажется, что приближаешься не к старым стенам, а к самой Литературе, к Пушкину. В любое время года, в любую погоду прекрасен особняк Голицыных. Старые ворота, старое крыльцо, старая лестница — все это не изменилось с 1818 года. Анфилада комнат и залов, мебель пушкинской поры, и вот кабинет. На старинном столике, на зеленом сукне под стеклом лежат эти таинственные карты, осколки богемского хрусталя с «алмазной искрой», прекрасного даже сейчас. В доме словно витает тень Пиковой дамы. Когда здесь совсем один, то, кажется, что кто-то еще присутствует: то какое-то дуновение, то скрип пола в далеком зале. В прошлом году молодой мужчина в безукоризненном классическом костюме, в черных очках, приходил несколько дней и читал дореволюционное издание «Пиковой дамы». С сотрудниками не разговаривал, но позволил сфотографировать себя. Однажды он пришел с клавиром оперы Чайковского «Пиковая дама» и сидел в зале. А далее идет гостиная, потом столовая, в ней стоит старинное пианино, струны в нем целы, но оторваны от клавиатуры. И вдруг в комнате ясно прозвучало несколько нот из оперы Чайковского, хотя к инструменту никто не подходил. Жутко не было, было необычайно прекрасно.