— Вы правы, совершенно фантастическая, — Реваев разжал пальцы, освобождая руку Ильи, — не стоит тратить на нее время. Езжайте домой.
— Ты, брат, совсем кислый, — высказался Вадим, ждавший Лунина на лестнице. — Что, москвич опять нервы трепал?
— Почти, — Илья вяло махнул рукой, давая понять, что ничего страшного не произошло, — уговаривал в Москву переехать.
— Ты ведь отказался уже, — возмутился Зубарев. — Какие они, москвичи, все-таки нудные. Поэтому их и не любит никто.
Возразить Илье было нечего, поэтому он лишь молча, незаметно от приятеля, обернулся и благодарно кивнул невысокому лысоватому мужчине с круглым добродушным лицом, облокотившемуся на лестничные перила пролетом выше. В этот момент Хованский задал полковнику какой-то вопрос, и отвлекшийся на него Реваев не смог увидеть это, пусть и короткое, зато откровенное проявление благодарности. Зато он услышал заданный Дмитрием Романовичем вопрос и не смог сдержать грустную улыбку.
— Это действительно вас так волнует?
— Да, — в голосе Хованского послышалась генеральская напористость, — может быть, этот человек исходил из лучших побуждений, но я должен знать, кто из подчиненных действует за моей спиной.
— Да, тылы должны быть прикрыты. — Полковник задумчиво потер подбородок. — Хорошо, я удовлетворю ваше любопытство. Тем более что этот человек, скажем так, уже вне вашей компетенции.
— Значит, Лунин, — понимающе кивнул Хованский, — а вы, я так понимаю, все же уговорили его перебраться в Москву.
— При чем здесь Лунин? Уж в нем-то вы можете быть уверены. Как он вам подавал докладную?
— Как? — удивился вопросу Дмитрий Романович. — А как их всегда передают? Написал да отдал.
— Лунин подал вам докладную официально, через приемную, где она прошла через секретаря и была зарегистрирована. Мысль улавливаете? — Увидев изумленное лицо начальника областного управления, Реваев не смог сдержать улыбку, вот только выглядела она еще более печально, чем предыдущая. — У вас был очень хороший секретарь, Дмитрий Романович.
— Светка? — ошеломленно пробормотал Хованский.
Оказавшись, наконец, дома и выпроводив собиравшегося составить ему компанию Вадима, Лунин запер дверь и устало потащился в ванную комнату. Покрутив кран и стянув с себя грязную одежду, он полулежа устроился в ванне, с наслаждением ощущая каждым синяком, каждой клеткой кожи, как горячая вода, прибывая, вначале оживляет нервные окончания, на короткое время усиливая боль, а затем великодушно растворяет ее в себе. Наполнив ванну до краев и в очередной раз пожалев о ее слишком малых, особенно при его росте, размерах, Лунин некоторое время погружал в воду то одни части тела, то другие. Вначале он сидел, выпрямив ноги, давая возможность как следует прогреться коленям, затем сдвигался вперед, закидывая ноги на стену и погружаясь с головой в горячую, на пределе терпения, воду. Во всей этой терапевтической акробатике был один недостаток — она отнимала слишком много сил, поэтому после третьего погружения Лунин постарался устроиться так, чтобы в воде оказалась как можно большая часть его многострадального тела, положил голову на бортик и почти сразу уснул.