— Ты сейчас наговоришь-то, — одернула супруга Мария Геннадиевна, — господин следователь еще решит, что у тебя к Игорю Владимировичу неприязнь какая была.
— Была? — Лунин шумно отхлебнул еще чая и зажмурился от удовольствия, обращение «господин следователь» ему было необыкновенно приятно.
— Скажете тоже. — Лицо Николая Федоровича приняло обиженное выражение, наверняка именно такое бывало у его сказочного прообраза в те минуты, когда очередная зверюга сообщала о желании плотно подкрепиться, причем именно им самим. — Нормальный мужик был, и мы при нем тоже горя не знали. Теперь-то непонятно, кому все это счастье, — кивнул он в сторону окна, — достанется. Да и будем ли мы нужны новым хозяевам?
— Ой, — фыркнула Красильникова, — кому бы ни досталось, полы сами они мыть не станут, да и газон сам себя не покосит. Так что нам бояться нечего, главное — дело свое делать дельно.
— А я что, не дельно? — возмутился Николай Федорович.
Лунин вздохнул. Делать дело дельно — это как раз то, чем ему сейчас стоило заняться.
— Давайте все же вспомним вчерашний день немного подробнее. — Допив чай, Илья с грустью разглядывал пустую кружку. Чайной ложки у него не было, а выковыривать прилипший ко дну ломтик лимона пальцем он не решался. — Если я правильно понял, Игорь Владимирович собрал родственников по случаю праздника.
— Праздник, — неодобрительно причмокнула губами Мария Геннадиевна, — что-то я праздника там особенно не заметила. Да и вообще, если уж про праздник говорить, так ведь это и не вчера вовсе было.
— А когда же? — удивился Лунин, смирившийся с тем, что кусочек лимона так и останется несъеденным.
Вскоре из объяснений Марии Геннадиевны, которые периодически прерывались комментариями ее круглолицего супруга, Лунин узнал следующее. Десятилетнюю годовщину свадьбы чета Фильченко отмечала позавчера, а немногочисленные гости начали съезжаться еще на день раньше.
Первым появился старший сын Игоря Владимировича. В калитку Владимир позвонил, как это точно помнил вышедший после обеда на крыльцо Николай Федорович, в начале третьего. Кивнув открывшему ему Красильникову, он молча прошел в дом, неся в одной руке не слишком больших размеров дорожную сумку, а другой неловко держа под мышкой какую-то достаточно тяжелую, но тоже вполне компактную коробку. От предложенной ему помощи Владимир все так же молча отказался.
— Он вообще, когда бывает, нас сильно разговорами не балует, — пожаловалась Мария Геннадиевна, — мы поначалу думали, что это он нас, прислугу, за людей не считает, а потом смотрим, он со всеми так общается. Молча. Ему порой брат говорит, говорит что-то, а он либо кивнет, если согласен, либо головой эдак мотнет из стороны в сторону, мол, не по нраву ему сказанное. А то и вовсе может не дослушать, развернуться посреди разговора и уйти. Он с сестрами такое частенько выделывает, особенно с младшей.