Я все-таки стала летчицей. Что помогло мне в этом? Собственное упорство? Но бывали минуты, когда я сомневалась в своих силах. Настойчивость? Ее тоже хватало далеко не всегда.
И чем больше думаю, пытаясь ответить самой себе, чем тщательней перебираю мысленно те далекие месяцы и годы, тем упорнее подсказывает память одно имя — Раскова.
А рядом с ним два других — Гризодубова и Осипенко. Не будь этих трех чудесных женщин, не скоро бы, пожалуй, отошли в прошлое некоторые поговорки насчет курицы и бабьего ума, не скоро бы исчезли ухмылочки с лиц закоренелых скептиков, считавших, что женщина и авиация — понятия несовместимые.
* * *
Мы сидели с Лидой Максаковой на подоконнике и говорили о самом сокровенном. Я жаловалась подруге на судьбу.
— Обидно, Лида… Кончила пилотское отделение, а что толку? На Хасан не попала. К Халхин-Голу не успела… Другие воюют, а ты учись и учись. Кажется, этому не будет конца.
— Будет конец, Маринка. Найдется и для тебя интересное дело. Теперь, после полетов Гризодубовой и Расковой, все пойдет легче. Девчат в авиацию с каждым днем приходит все больше. Все мечтают о небе.
— Это верно… Узнать бы, что делает сейчас Раскова.
— Готовится к новым полетам. А почему тебя волнует этот вопрос?
— Скажу, только пусть это будет строго между нами… Я хочу стать летчиком-истребителем… Решила просить Марину Михайловну помочь мне.
— По-моему, это несерьезный разговор. Женщин в военные школы не принимают. Ты ведь прекрасно знаешь это.
— Знаю. Раньше не принимали. Но в жизни все меняется. Раньше женщины и героических перелетов не совершали! Будь что будет — я все же рискну.
Несколько дней после этого разговора я с тоской поглядывала на телефонный аппарат. И однажды решилась. Набрала нужный номер.
— Марина Михайловна! Вас беспокоит Марина Чечнева, ученица аэроклуба. Я бы хотела…
— Пожалуйста, приезжайте.
Раскова продиктовала свой адрес и объяснила, как быстрее и проще до нее добраться.
Марина Михайловна жила на улице Горького, в доме, где ныне находится магазин подарков. Там и сейчас живет ее дочь Татьяна.
Как шальная, выскочила я из телефонной будки и помчалась по названному адресу.
Стоял декабрь, было очень морозно, но я не чувствовала холода. Я вообще мало на что реагировала в тот момент. Мелькали в радужном сиянии огней улицы, слышался перезвон трамваев, гудки автомашин, скрипел под ногами снег, шли по тротуарам прохожие. А мне было не до этого. В ушах звучал голос Расковой, а перед глазами стояло знакомое по портретам и кинохронике ее обаятельное, улыбающееся лицо.