Кто из нас, следя за его полетами, восхищавшими мир, не мечтал хоть чуточку, хоть самую малость походить на него — человека, ставшего легендарным при жизни.
С тех пор прошло много немыслимо трудных лет, а горечь той потери ощущается до сих пор. И каждый раз, проходя мимо мемориальной доски, на которой начертано его имя, я вспоминаю заснеженный декабрь 1938 года, нахмуренные лица людей, газеты с портретом великого летчика, обведенным траурной каймой.
Тысячи тысяч юношей и девушек, навсегда связавших себя с авиацией, обязаны Чкалову своей судьбой. Сама его жизнь сделала их выше, красивее, лучше, явилась окрыляющим примером служения Отчизне.
Светлым человеком был Чкалов. И почти все, кто поднялся в небо тридцатых годов после его гибели, шли его путями, жили в той атмосфере подвижничества, которая немыслима была без его полетов.
Так или иначе, но первые мечты о небе у меня и моих сверстников неразрывны с его именем.
С самой ранней юности это имя звало в дорогу…
* * *
— Прочитай нам, Чечнева, «Песню о Буревестнике». Учитель стоит у моей парты. А я начисто забыла текст. Потом вспомнила. Радостно отбарабанила несколько строф.
— Нет, Чечнева, — перебивает учитель. — Так читать нельзя. Это Горький! Пойми — Горький!..
И он продолжает сам. Торжественно, вдохновенно. В классе — тишина.
— «Буря! Скоро грянет буря!..»
Не знаю, как случилось, но я тоже громко выкрикнула:
— «Буря! Скоро грянет буря!..»
Класс взорвался от хохота. Мне стало обидно:
— Чего смеетесь?! Я тоже хочу летать… Хочу, как Чкалов.
Снова хохот.
— Над этим нельзя смеяться, ребята. — Голос учителя стал суровым. — Мечту надо уважать. — Он подошел ко мне: — Хорошая у тебя мечта, Марина! Только очень много нужно сделать, чтобы осуществить ее. Хватит ли сил? Упорства?
* * *
Я занималась тогда в авиамодельном кружке. Даже построила несколько удачных моделей и вместе с другими ребятами участвовала в соревнованиях, организованных Московским Домом пионеров. И конечно, что теперь скрывать, тайно мечтала «быть, как Чкалов».
Семья наша жила на Хорошевском шоссе — вблизи Центрального аэродрома. Здесь никогда не стихал гул моторов, в воздухе мелькали машины, поднимались в небо аэростаты, вспыхивали в синеве белые купола парашютов. Вместе с подружками мы подолгу простаивали у ограды летного поля.
Мне еще не было пятнадцати, когда произошло незабываемое событие — меня приняли в комсомол.
Осенью того же 1937 года я, образно выражаясь, сделала первую попытку оторваться от земли: пошла в районный аэроклуб.
— Рано… — сказали мне. — Ты маленькая. Еще пионерский галстук носишь. Подожди. Подумай.