Там, среди зарослей курая, среди мусора, нанесенного талыми водами, пробивался из земли слабенький прозрачный родничок. И так было каждую весну. Его заносило, а он пробивался и по-прежнему поил путников холодной чистой водой. Тогда Асет долго лежал возле родника, распластавшись на животе, думал о жестокости судьбы, выбивал гвоздь, торчащий в ботинке, от которого кровоточила нога, и тихо плакал. Вот здесь он лежал, ну да, на этом месте. Но, к его удивлению, воспоминания, хотя и печальные, сейчас совсем не тронули душу. А тогда ему было горько. Он бежал из аула тайком, спасаясь от позора и мести, которых не заслужил…
Возле его ноги слегка пошевелилась длинная тень. Он поднял голову и увидел Абдибая, стоящего на краю оврага. Их взгляды встретились, и Асет заметил, как в темных глазах у невозмутимого родича мелькнули искорки любопытства.
— Бывало, как ни пойдешь на станцию, обязательно затянет сюда. Напьешься — и дальше, — пояснил Асет, выбираясь наверх.
Выйдя из оврага, он огляделся. В степи всюду кипела хлопотливая весенняя жизнь: под землей, между кочками, в ворохе сухой прошлогодней травы. Асет только теперь увидел, как много в степи птиц. Они и там и сям — одна отогревается на солнышке, другая скачет с куста на куст, с камня на камень, жаворонок взмывает в небо, и оттуда сыплется на степь его первая песня. И все это точно в старом знакомом доме, куда он теперь заявился как чужой.
Степь, ранее поражавшая его своим простором, показалась ему тесной. Только подумать, его дедам и прадедам было достаточно этого лоскутка, здесь для них сосредоточивалась вся человеческая история, а тот мир, что начинался за горизонтом, был им совершенно не интересен.
— Поехали, — сказал Асет и решительно полез в машину.
Аул надвигался на машину, точно из миража. Дрожащее марево расступилось, линии домиков, поначалу зыбкие, колеблющиеся, стали обретать реальные очертания.
Справа от дороги показалось кладбище. Когда появились белые купола, Асет удивился и подумал, что это что-то новое. Как он помнит, раньше здесь вокруг могил ставились четыре стены. Такие окружали и последнее пристанище его отца и матери. Как-то теперь их могилы? Осели небось.
— Останови, дорогой, — попросил Асет.
Кладбище разрослось. Асет побрел мимо старинных полуразвалившихся могильных стен, мимо железных и деревянных оград, что окружали могилы поновее. Особняком среди них белели три купола, украшенных орнаментом.
— Красиво, правда? Теперь у нас так хоронить стали, — сообщил Абдибай, разразившись необычно длинной для себя тирадой.