Тортай только что вернулся с ночной смены и даже не успел умыться, как пришли с почты, принесли срочный вызов на телефонные переговоры. И Тортай, как был, весь перепачканный, обсыпанный пылью, со свалявшимися в клочья и торчавшими в разные стороны волосами, придававшими ему всполошенный вид, побежал на почту. Но пробыл он там не долго, скоро вернулся, сказал матери с порога:
— Тебя сват в гости зовет. Просит приехать.
И по его голосу Катша поняла, что сын ее не в духе, не очень хороший, видимо, получился разговор.
— Ну, а невестка что? Когда думает возвращаться? — осторожно спросила Катша.
— А никогда не вернется она, — пробурчал Тортай и злой как черт направился в свою комнату.
— Ты что говоришь? — не поверила Катша. — Как это — не вернется? Почему?
— А я откуда знаю? Вот и поезжай к ней и спроси сама «почему».
Катша недоуменно покачала головой. Нет, тут что-то не так. Саукентай славный человечек.
— Ээ… а ты сам-то ничего не натворил? — спросила она с подозрением.
Тортай молча ушел в комнату и повалился на тахту, давая понять, что этот разговор ему неприятен и он не хочет его продолжать. А Катша стояла в дверях и смотрела на сына, словно на его лице был записан этот загадочный телефонный разговор, испортивший всем настроение. Сама она только что вернулась от соседки, вдоволь наговорившись и напившись чаю, и к приходу сына поправила волосы перед зеркалом, повязала новый платок. Пусть Тортай посмотрит, какая у него еще молодая мать. И вот эта повестка с почты…
Вскоре с тахты донесся мерный храп. Катша подошла к сыну, стащила с него сапоги и присела на краешек-тахты.
«Что случилось в доме свата и сватьи? — подумала Катша. — Вот и в гости зовут, в рабочие-то дни. И у невестки как будто нет своей семьи. Уезжала к отцу и матери всего на денек, проведать и вернуться, а живет у них уже недели две. И будто бы и сейчас домой не собирается. Видно, придется поехать да разобраться самой. А то и гляди, разведутся. Теперь у молодых с этим просто. Словно бы нет никакого позора».
Она посмотрела на сына и решила: «Что-то мой баловень сказал не так. Обидел жену. Ведь он у меня известный насмешник».
Спал Тортай долго, до обеда, а проснулся бодрым, веселым, каким она его знала всегда. Он пулей слетел с тахты, разделся по пояс и, выбежав во двор, умылся холодной водой. А потом бросился к столу, разом выпил большую чашку айрана — кислого молока — и умял пол-батона хлеба. Поставив чашку на стол, Тортай широко улыбнулся и подмигнул, будто она вместе с ним что-то задумала.