После ремонта Ажибек возвращался на место, и минут пять спустя все повторялось снова: Ажибек кричал «Беда!», валился на сено, а старик Байдалы и глухой Колбай, чертыхаясь, возились с молотилкой.
Вечером, когда мы все вместе возвращались в аул, Ажибек снисходительно сказал:
— А вы, недотепы, все кружитесь да трясетесь? Не знаете, что придумать, а? Ладно, я вас научу, нет сил смотреть на ваши муки. Сделайте так: расслабьте винтик, который скрепляет ремень. И тот через десять шагов сам упадет в солому. Пока взрослые будут копаться, искать винтик да ставить его на место, вы успеете отдохнуть. И так можно несколько раз. Не послушаете меня, превратитесь в безумных баранов. Ты видел, как вертится безумный баран? — спросил он Батена.
— Видел, — прошептал испуганный Батен.
— Он кружится, кружится на одном месте, пока не упадет. Вот так и будет с вами, если не послушаете меня, — предупредил Ажибек.
Его слова напугали и нас. На другой день мы попытались сделать так, как советовал Ажибек, — расслабить винты, но у нас ничего не вышло. Те были привинчены будто навеки, и три малатаса, как и прежде, до самого вечера молотили хлеб.
А дня через два старик Байдалы разгадал хитрые уловки Ажибека и предупредил его, угрожающе подняв лопату:
— Еще раз ослабишь болты — убью!
— Только попробуйте ударить, знаете, что с вами уполномоченный сделает, товарищ Алтаев? Посадит в тюрьму! — ответил Ажибек, однако молотилку больше не портил.
Однажды, во время короткой передышки, ко мне подошла Мари. Она вместе с другими девочками помогала сыпать зерно в мешки да выполняла всякую мелкую работу, которая была не чета моей.
— Возьми, еще для тебя собрала, — шепнула Мари и вложила в мою ладонь кусочек земляной серы.
На щеках у нее темнели синяки. Заметив мой удивленный взгляд, Мари, вздохнув, пояснила:
— Это мама оттаскала меня за щеки. Братишка ей все рассказал. Про пшеницу. Она еще отстегала меня хворостиной. Даже больно сидеть, — добавила Мари с невольной гордостью. — Тебя когда-нибудь били?
— Я никогда не брал пшеницу.
— Да, ты не брал, — подтвердила Мари и снова вздохнула.
Мне было жаль ее почему-то, ведь сама-то Мари в общем-то не очень переживала.
— Эй, малец, садись на коня! — крикнул старик Байдалы, закончив настилать новые снопы пшеницы.
— Канат, дай я за тебя разок повожу, — попросила Мари.
— Пожалуйста, — сказал я и придержал стремя.
— А ну-ка, ребята, бросьте баловать! — прикрикнул старик Байдалы. — Мари, свет мой, здесь тебе не театр. Иди делай свою работу!
Мари бросила обиженный взгляд и ушла к своим девчонкам.