— Это печальная история. Лучше послушай, как я состязался на айтысе с самой Багилой, — сказал Кусен, подумав.
— А кто такая Багила?
— Разве ты не знаешь знаменитую Багилу? Ай-ай-ай, Боздак! Она живет в соседнем колхозе, и такого акына, как Багила, нет даже в Алма-Ате!
— Ой, ага, и вы состязались с ней? — спросил Боздак с недоверием.
— Э, не только состязался, но и победил. Так что со мной не шути, — сообщил Кусен.
Что и говорить, иногда он любил присочинить и тут же втихомолку посмеивался над доверчивым слушателем. Так получилось и на этот раз. Боздак принял его выдумку за чистую монету и загорелся, попросил:
— Ага, не мучьте, расскажите.
— Сегодня мы уже не успеем, — сказал Кусен уклончиво. — Вот приезжай завтра, тогда я посмотрю.
Боздак умолял и так и эдак, но Кусен только ухмылялся лукаво да твердил свое:
— Вот приезжай завтра…
— Ну, тогда хоть дайте совет, — сказал Боздак, сдаваясь.
— Совет? Совет дать могу, — согласился Кусен.
— Что мне делать со старым Садырбаем? Вчера смешались наши отары, и он оставил у себя одну мою овцу. Я спохватился только вечером, когда пустил овец в загон. Вижу, одной не хватает. Тогда я поехал к нему, говорю: «У вас моя овца, отдайте, пожалуйста!» А он смеется: «Ничего не знаю, нет у меня твоей овцы!» Как мне быть, не знаю.
— Да, Садырбай не отдаст, — сказал Кусен. — Если к нему попала чужая, ни за что не вернет. Хоть тресни! Выход только один: опять смешай своих овец с отарой Садырбая и потом забери свою овцу.
— У меня восемьсот овец, разве запомнишь всех? — смутился Боздак.
— Вот что значит молодость! Полюбуйтесь на него: всего восемьсот овец, и он не в силах запомнить. — Кусен покачал головой. — Ладно, я поговорю с Садырбаем.
— Ага, кто это? — встревожился юноша, и Кусен увидел троих всадников.
В первом он сразу узнал Тургали. Тот далеко оторвался от остальных и летел прямо на Кусена. Отставшие всадники размахивали шапками, что-то кричали отчаянно, потом он разобрал:
— Кусен! Берегись!
Теперь он и сам заметил ружье, которое Тургали держал поперек седла.
— Сейчас ты увидишь, кто такой Тургали! Я обещал тебе, и сейчас ты увидишь! — заорал Тургали, осаживая коня шагах в пятидесяти.
На него было страшно смотреть, совсем осатанел парень. Глаза налились кровью, губы дрожат.
— Эй, стань хорошенько! Буду стрелять! — крикнул Тургали и, подняв ружье, стал неверной рукой заряжать.
Кусену хотелось сказать: «Нехорошо, Тургали! Вдруг твое ружье возьмет и выстрелит, а? Ну-ка, опусти его и уезжай от греха».
Но язык почему-то вышел из подчинения, и Кусен не смог выдавить ни слова.