Нэв замерла, а затем почувствовала легкую дрожь, когда увидела дом.
Это был не дом. Замок! Может быть, это сон? Она ущипнула себя за руку. Нет, не сон.
Во дворе стояли синий «ламборгини», красный «альфа‑ромео» и маленький, скромный «фиат».
Нэв последовала за Томазо в сторону массивного округлого портика, низкие каблуки ее туфель стучали по гранитным плитам дорожки, и ей казалось, будто она направлялась в сказку. Несколько рассеянных облаков, казалось, были в пределах досягаемости, лишь стоило протянуть руку, и воздух на такой высоте был чрезвычайно свеж. Пахло хвойными деревьями, росшими повсюду, и солнечные лучи с трудом пробивались сквозь их мохнатые ветки. Солнце поблескивало в окнах, и Нэв подумала о том, что, может быть, ее работодатель наблюдал за ней через одно из них. Она вдруг почувствовала внутреннюю дрожь. У нее возникло ощущение, что должно случиться что‑то неожиданное.
Томазо, не тронув тяжелый железный молоток, нажал зуммер на панели внизу. Итак, в замке, несмотря на средневековый вид, должно быть, много современных устройств. Возможно, это указывало на эксцентричность работодателя.
Она почти ничего о нем не знала. Кто был этот загадочный босс, живший на вершине горы и желавший сохранить в тайне свою личность? Как он мог растить свою племянницу здесь, в изоляции от общества, от других детей?
Сотни вопросов роились в ее голове, но они рассеялись, когда дверная ручка повернулась.
Нэв ожидала увидеть растрепанного, с пышной шевелюрой, полубезумного ученого или изобретателя с дымившейся колбой в руках. Но перед ней предстал неулыбчивый тридцатилетний мужчина, мало похожий на Франкенштейна. В ее ноздри проник свежий цитрусовый аромат его одеколона. Он был небрит, но это нисколько не умаляло его привлекательности. Если бы он еще снял солнцезащитные очки… Нэв почему‑то почувствовала тревогу.
Его темно‑каштановые волосы были коротко подстрижены, у него были прямой нос и сильная челюсть. И идеальные губы. Хотя Нэв не могла оторвать взгляд от его фигуры, отметив широкие плечи и крепкий торс. Одет он был в черную рубашку, кремового цвета брюки и начищенные черные туфли. Разумеется, из итальянской кожи.
От того, как он смотрел на нее, у Нэв замерло сердце. Он тепло улыбнулся, и она тоже начала улыбаться, но потом вдруг осознала, что его внимание обращено не на нее, а на Томазо, стоявшего позади нее с чемоданом в руке. Открыв дверь пошире, он приказал по‑итальянски водителю отнести чемодан в ее комнату. Когда Томазо удалился, он оценивающе взглянул на Нэв, протянул ей руку и с полуулыбкой произнес: