Орчанка тем временем обошла холм-землянку. Вход внутрь обнаружился с восточной стороны. Вместо двери висела украшенная странными рисунками и знаками кожаная занавесь, из-за которой глухо постукивал бубен. Я думал сразу зайти в жилище и собрался уже постучать по деревянному бревну над входом, извещая хозяев о нашем появлении. Но Урр удержала меня, вцепившись в рукав.
– Нельзя входить, – зашипела она. – Слышишь, бубен стучит? Шаман телом здесь сидит, душой в мире духов ходит, а бубен ему помогает назад в свое тело вернуться. Отвлечем, душа обратно дорогу не найдет. Встанет на пути, сама злым духом сделается. Замолкнет бубен, тогда войдем.
Я не стал спорить. Рядом с входом обнаружилось лежащее бревно, до блеска натертое седалищами предыдущих посетителей. Садиться я не стал, решил размять ноги после поездки верхом. Урр вытащила из своего мешка, который она отвязала от седла, широкую светлую ленту и повязала ее на вкопанный тут же столб, увешанный подобными приношениями. С этим обычаем я тоже сталкивался. Так степняки надеялись заручиться благосклонностью местных духов, чтобы те не ополчились на путников и помогли в дороге. Никаких духов вокруг я по-прежнему не ощущал, равно как и следов какой-либо магии. Похоже, духи озера сейчас действительно спали, а остальные не торопились попадаться мне на глаза. Орчанка тем временем села на отвергнутое мною бревно, закрыла глаза и замерла. Можно было бы подумать, что она уснула, если бы не заунывная мелодия, которую Урр тихонько затянула сквозь плотно стиснутые челюсти. Такие песни степняки могут напевать себе под нос с утра до вечера, верхом сопровождая кочующие стада. Гномов, расу, в принципе отличающуюся терпением, это бесконечное не то мычание, ни то пение всегда приводило в бешенство. Рассказывают, что кто-то из самых первых гномов поспорил с древним орком, у какого народа песня длиннее. Гном начал декламировать родовые сказания, а орк – гудеть что-то, похожее на нынешнюю «песню» Урр. Через три дня и три ночи гном окончательно потерял голос и проиграл. Если Урр затянула что-то подобное, то мы здесь надолго.
Песню Урр мне и вправду пришлось слушать довольно долго. Хотя и не столько, сколько потребовалось ее легендарному предшественнику, чтобы победить упрямого гнома. Наконец бубен смолк, занавесь раздвинулась, и к нам вылез орк, одетый в длиннополый халат, расшитый цветными ленточками и ремешками. Зеленокожий распрямился во весь рост и оказался неожиданно высоким, примерно на полголовы выше меня. А уж Урр ему своей шапкой едва до подбородка доставала. И как только он в такой низкой землянке помещался, с его-то ростом? Дряхлости и старческой немощи в этом орке не ощущалось, хотя шаман явно ходил под степным небом не один десяток лет. Его клыки давно пожелтели и утратили былую остроту, а кожа потеряла зеленоватый оттенок и стала скорее коричневой. На голове шамана волос практически не осталось, лишь по бокам уцелевшие пряди были заплетены в две короткие косы, удивляющие белоснежной сединой. Зато брови, до сих пор черные, своей густотой напоминали здешний кустарник. Оставалось надеяться, что оттуда не выпрыгнет парочка медведей, со здешних шаманов станется.