А когда уже прощался с помощниками, священник вдруг тормознулся. Глядя, как он мнется, я подбодрил:
– У вас какой-то вопрос возник?
Тот пожевал губами и решился:
– Не то чтобы вопрос… Просто у меня сын пропал.
– Хм… И давно?
– Да в том-то и дело, что утром, после митинга. Я как домой вернулся, смотрю – самого нет и вещички кое-какие тоже прибраны. Ох, чует мое сердце, что этот стервец с вами намылился уйти. Он, неугомонный, уже раз к старшенькому моему сбегал. – Видя немой вопрос в моих глазах, Барметов пояснил: – Мой старший сын служил вольнонанимаемым на юго-западном фронте. Во время Луцкого прорыва[22] погиб…
Собеседник тяжело вздохнул и, перекрестившись, продолжил:
– Сдается мне, что средненький сейчас за селом прячется и к вам пристроиться желает. Уж больно смерть брата ему душу исковеркала. Сколько раз неслуху говорил: «Мне отмщение и аз воздам», да куда там! Ничего слушать не хочет! Богом прошу, вы уж гоните его – мальчишка же совсем…
Задумчиво почесав щетинистую щеку, я поинтересовался:
– А сколько ему?
– На Вознесение семнадцать будет…
Да уж… Барметова можно понять. Старший сын погиб. Средний рвется отомстить. И ему по фигу, с кем: с белыми, с красными – лишь бы немца бить. А возраст такой, что он хрен кого слушать будет.
– Как отпрыска зовут?
– Алексеем кличут. Алексей Демидович Барметов.
Я хмыкнул:
– Алеша Попович?
Священник согласно улыбнулся:
– И так его дразнили. С кем-то дрался из-за этого.
Друзьям попущал.
Еще раз кивнув, ответил:
– Понятно…, то прогоню домой.
А про себя подумал, что пацан, судя по всему, еще тот бегунок. Сам таким был. И если намерения у него серьезные, то определю щегла к управленцам. Они в атаки не ходят и пропасть поповичу не дадут.
В общем, успокоенный священник удалился, и тут как раз пригнали грузовик. Глядя на довольные физиономии парней, окруживших средство передвижения, я тоже улыбнулся. Не знаю, сколько он с нами проездит, но сейчас приобщение к техническому прогрессу народу очень нравилось.
Потом были похороны с проникновенной речью комиссара, после которых батальон выдвинулся на Дьяково. Пеших у нас вообще не осталось (в тему пришлись немецкие телеги с лошадьми), поэтому ехали не то чтобы быстро, но уверенно. Во всяком случае, к концу марша личный состав не будет уставшим. И по моим прикидкам до станции доберемся часам к пяти-шести. То есть, если не станем телиться, то впотьмах воевать не придется.
Часть разведки ушла головным дозором, а остальные казачки рванули валить столбы. Они даже пилы для такого дела раздобыли. Единственно, я проверил, чтобы у обеих групп вальщиков были часы. Заодно их сверили (что было вовсе не лишним, так как у кого-то эти карманные ходики уходили вперед, а у кого-то отставали, так что общая разница была аж в полчаса). Волевым решением обозначил свои как эталон и назначил время, когда надо рвать связь – семнадцать тридцать.