– А на самом деле, конечно, вы тут все белые и пушистые, так? – голос Алины сочится ядом.
– На самом деле… – желтоглазый сделал паузу, – ты и все твои спутники – подопытные крысы, которых запустили в лабиринт и над которыми ставят хитрый эксперимент.
Алина аж поперхнулась.
– Если ты думаешь, что я поверю хоть одному твоему слову…
«Алина!»
Что за черт?! Чей это голос? Вроде знакомый, но звучит словно через подушку. И виски наливаются свинцовой тяжестью. Это-то с чего? Она сейчас спит, и это желтоглазое нечто внедрилось в ее сон и парит ей мозги? А кто тогда ее только что позвал? Или это все просто обычный сон, и она…
«Алина! Проснитесь!»
Какого…
– И очень зря, – нахмурился желтоглазый. – Думаешь, ты сейчас спишь? Да ты всю жизнь словно спишь наяву, Алина, и не желаешь замечать очевидного: тобой двигают, как пешкой на шахматной доске…
Ага, свежо предание. Что ж так голова болит-то, твою ж налево? Ведь не первая же ночевка в Зоне вроде, и никогда…
«Алина, очнитесь, это пси-атака! Он заговаривает вам зубы, в то время как…»
Ментальный голос захлебывается стоном боли, и тут Алина наконец узнает его – Эдуард. И в тот же миг искажается лицо желтоглазого – он больше ничем не напоминает Лешку. Он – воплощенная ненависть, нечеловеческая, безумная. Лицо раскалывается пополам жуткой, от уха до уха, пастью, напоминающей жабью, только наполненной зубами-иголками. Затем кожа начинает слезать с него, словно его полили концентрированной кислотой, а под ней… что-то мерзкое, зелено-бурое, то ли растительное, то ли вообще состоящее из болотной жижи, как те «зомби», от которых они вчера бегали. И боль нарастает. Стремительно, безжалостно.
Алина ставит ментальный щит и изо всех сил пытается дать себе пробуждающий импульс, вырваться из паутины кошмара наяву, но не получается: реальность сна прочна и прилипчива. Она наваливается, гасит попытки сопротивления, пытаясь задушить в своих мерзких объятиях…
«Алина!» – снова Эдуард.
И на сей раз она тянется навстречу, протягивает бесплотную энергетическую «руку», и ментальные «пальцы» Прохоренкова переплетаются с ее… И тут же становится легче, будто к разламывающейся голове приложили пакет со льдом. И мысли проясняются, перестают путаться. Вдвоем они упрочняют ментальный щит, хотя никто не учил их это делать – они же не псионики, в самом деле. Действовать приходится по наитию, но и у нее, и у Эдуарда как-то получается выступить единым фронтом.
Но желтоглазый не сдается. Теперь он уже ничем не напоминает человека. Это чудовищное и омерзительное нечто – помесь колоссальной амебы со спрутом. Щупальца тянутся во все стороны, в том числе и к ним с Эдуардом, а так как ментальный двойник научника уже стоит рядом, Алина естественным жестом, словно каждый день так делает, берет его за руку, и следующий удар Топи они встречают уже полностью совместно. Алина даже на мгновение пугается, ибо слишком тесно сплетаются их сознания, почти как тела страстных любовников, и вот уже невозможно понять, где она, а где он, или вовсе нет уже их по отдельности, а есть лишь единое сознание? Мгновенная вспышка страха перед потерей своей личности тут же отступает, потому что приходит понимание, что это симбиоз, а не взаиморастворение, временная интеграция, когда результат значительно превышает просто сумму составляющих.