Только собрался за спинами коллектива заняться с Наташкой поцелуями и «тискотекой», как обернулась сидящая впереди нас Альфия со своими жлобскими вопросами не вовремя:
– Жора, а почему мне так мало за машину заплатили? Всего пять тысяч, – выдала на едином выдохе.
Вздохнул и я. Сколько можно было объяснять? Просчитал про себя до десяти и стал «товарищу Кайфоломову» разжевывать политику партии, то есть Ордена.
– Пять тысяч экю, которые упали тебе на счет, Аля, – это не деньги Ордена, это часть моих личных денег за мою квартиру в сталинской высотке. Мой подарок вам на обзаведение. Чтобы вам не пришлось снова на панель идти.
– За квартиры компенсация – я это хорошо понимаю, – ответила прекрасная мещера, – а вот за машины наши: где деньги?
– А тебе, Альфия, за машину ни копейки и не дали. Вообще. Потому как компенсировал Орден нам только собственность. Никому ничего не дали, у кого автомобили были на генеральной доверенности. Только если на праве собственности с выплатой транспортного налога.
Из глаз Альфии неожиданно для меня покатились горючие слезы.
– Это несправедливо! – взвизгнула она. – Это грабеж! Да я за этот лупатый «мерседес»[208] два года член изо рта не вынимала…
Все остальное, что она хотела сказать, потонуло в гомерическом хохоте всего гарема.
А Антоненкова даже запела, глумясь:
Имел бы я златые горы,
Когда б ни первый залп «Авроры»,
И реки, полные вина.
Грешно так: горе у девушки. А я ей в лицо ржу.
Тут Дюля влезла в общее веселье. Повернувшись к нам, встав коленками на сидушку и держась одной рукой за хромированную стойку, спросила:
– Аля, а что ты в Порто-Франко терялась?
– А что в Порто-Франко? – не поняла Альфия, полуобернувшись к ней.
– Что-что? «Мерседес». Я, к примеру, видела в объявлениях, что продается «лупатый», триста двадцатый. Брабус![209] Новье. Этого года выпуска. Четыре месяца, как из-за ленточки. Без пробега по Новой Земле, потому как сезон дождей был. Всего три тысячи просили. С торгом. Могла бы сейчас за нами на лимузине рассекать. И не грузить Жору напраслиной.
Вот за это я моментально почувствовал в душе к Комлевой благодарность. Даже Ингеборге, которая полностью в курсе всех наших финансовых дел, промолчала, стервь.
Только Роза, оторвавшись от наушников, бросила через губу:
– Вам всем только бы поржать, кобылы, а у девушки горе. И я ее очень хорошо понимаю. Самой своего «мини»[210] жалко, просто сил нет.
Вроде неприятный денежный вопрос иссяк, не набрав силы, а вот веселье осталось.
И девки запели. Что-то такое мне неизвестное. Наверное, модное нынче в молодежной среде: «Как-то раз я любил амазонку…»