Стелтон.
Дыши - дыши - ищи Контроль. Это всего лишь боль.
Ага, дерьмо, боль - лишь боль, ага, точно, гребаная боль. Трудно медитировать с осколками ребер, норовящими заползти в легкие.
- Что... хрр... что с твоими доспехами?
- Они так искорежены и пробиты, что нельзя носить. И... мне лучше без них. От чего они меня защитят?
Медленно, по кусочкам я выгоняю боль из тела. - Наша одежда?
- Любовь Хрила быстра; в темноте раны могут закрыться, оставив одежду внутри...
- Окей. Понял.
В жизни не осталось сока. Наконец голый наедине с Марадой, но слишком выдохся для чего бы то ни было.
Ха. Не совсем голый - шарящие руки находят влажную липкую тряпку вокруг живота, и еще вокруг правого бедра. Липкие, с крошками вроде сбежавшего подгорелого кофе, а местами сырые.
Свернувшаяся кровь. Много крови. Не могу нащупать сухие бинты. Под тряпкой на бедре торчит что-то острое и зазубренное, вроде обломка кости сквозь кожу - о да...
Помню, я обломал наконечник и бежал, оставив древко в ране. Порвана ли бедренная артерия - не знаю; если да, вытащить древко означает умереть через пару минут.
Кажется, так всё сломано к чертям. Что меня, почему-то, не заботит. Совсем не заботит.
Ха.
Если бы не богом клятая боль, было бы интересно.
-Значит, бинты можно будет снять, ха?
- Да. Любовь Хрила Исцелила перелом черепа, но Ему нужны мои руки для твоего живота и ноги, если ты не успеешь истечь кровью.
Дыши
И дыши...
- Должна спросить, Кейн, а ты должен ответить правдиво: ты хочешь Исцеления?
- Ты шутишь? - Сейчас я обменял бы яйца на треклятый аспирин. - Ага, - говорю я ей. - Да, хочу.
- Ибо ты должен понимать, что нам грозит. Я могу вынуть древко из ноги, и ... ты понимаешь. Истечь кровью - неплохой способ умереть.
Я уже делал этот выбор. - И оставить тебя одну? За какого гуся ты меня принимаешь?
- Сегодня я поняла, что не знаю. Поэтому спрашиваю.
Ух. Не готов к такому. - Где мы?
- Все еще в вертикальном городе. В глубокой палате. Наверное, это укрытие от штурма: одна дверь.
- Много нас? Кто еще здесь?
- Только мы. Ты и я.
- Ага, окей. Окей.
Несколько секунд размеренного дыхания. Понимаю, что не хочу спрашивать. Не важно, что я не любил их, а они меня. Приязнь уже ничего не значит. Если когда-либо значила.
- Преторнио?
- Строй носильщиков был, э, малоподвижным. Семеро мертвы. Остальные...
Она не хочет сказать "захвачены".
-Ага, угу.
- Стелтон?
Я понимаю, о чем она спрашивает. Не хочет знать, но должна узнать. не может остановиться - Ты... нашел его?
Может, ей нужно выговориться. Обсудить насущные дела.
- Он...
Может, она не из таких. Почему мне так трудно говорить? - Он мертв.