Показался экипаж, я приник к прицелу. Карета остановилась. Удачно. Сектор расширился. Показался бледный лицом посол. Шаг… второй. Я выжал до конца спуск. Хлопок. В раненом левом плече отдалось болью, а сэр Чарльз, раскинув мозгами, упал на крыльцо.
– Уходим, – прошептал мне на ухо Буров, успевший зайти мне за спину.
– Подождём, Пётр Фёдорович. Очень мне хочется на сэра Ричарда посмотреть.
– Как скажете, Тимофей Васильевич, но я бы уходил. Фортуна – дама капризная.
– Минуту, – ответил я, передернув затвор. – Гильзу подбери.
Приник к прицелу. У входа в посольство началось оживление. Швейцар, открывший дверь, что-то прокричал внутрь. Кучер экипажа подбежал к послу и довольно профессионально начал нащупывать пульс на яремной вене. По описанию Рейли и нарисованных Куликовым портретам, он был одним из четверки английских боевиков. Из посольства выбежали еще несколько человек. Наконец-то появился он. Да, это был битый войной волчара. Сэр Ричард спросил что-то у швейцара, а потом, склонившись над трупом посла, сунул палец во входное отверстие от пули в его голове, резко развернувшись, начал осматривать Неву и противоположный берег.
В какой-то момент его взгляд остановился на сторожке. Он хотел что-то сказать, но я уже нажал на спуск. Показалось, что в последний момент наши взгляды встретились, и я увидел на лице сэра Ричарда понимающую ухмылку. Но обдумывать это было некогда, я передернул затвор, быстро выцелил кучера и выстрелил. Хлопок, и тот упал с дыркой в виске. Правки не требовалось.
– Вот теперь уходим, Пётр Фёдорович, – произнес я, заматывая в холстину карабин.
Буров, подобрав гильзы, восхищенно мотнул головой.
– Четыре секунды, не больше. Ну, вы…
– Уходим. Всё помнишь? – прервал я Бурова, подходя к столу.
Взяв рукой в перчатке за горло бутылку, набрал в рот водки и прыснул себе на грудь. Растерев брызги по груди и по бороде, передал ее Бурову. Тот сначала так же, не снимая перчатку, хорошо глотнул, а потом проделал то же, что и я.
– С богом, Пётр Фёдорович. Двинулись.
Буров взял пустую корзину, в которой мы принесли водку и закуску, а я – завернутый в холстину карабин. Выйдя из сторожки, увидели, как на следующем быке, ближе к Петровской набережной, где происходили основные работы, столпился народ. Перебираясь по мосткам, изображая пьяного, я, «оступившись», уронил карабин в воду. Жалко, конечно, хорошая машинка была, но сделаем другую. Два мастера, которые работали во всё больше разрастающейся мастерской центра, были настоящие Левши. И блоху подкуют, и… Многое чего, в общем, могли сделать с помощью напильника и какой-то матери.