В Петербурге основная масса населения ликовала. Английские эскадренные броненосцы ушли! Столица Российской империи не будет под обстрелом их орудий! Война не началась! Ура! Наш царь – самый лучший!
Но хватало и тех, особенно из списков английского посольства, кто очень сильно огорчился случившемуся и попытался покинуть пределы Российской империи. Пришлось принимать меры. Пользуясь военным положением, работая днем и ночью, используя силы полиции, жандармерии, таможни и столичного гарнизона, многих из «друзей Англии» приземлили на нары в Петропавловской крепости.
Полученный от государя, образно говоря, «мандат» позволил мне задействовать все эти силы. Ох, какому количеству народа я оттоптал их любимые мозоли! Это было десять дней ада. Я спал не больше двух-трех часов в сутки. Но основные фигуранты уйти не смогли. А дальше, как говорится, придет батька и всех рассудит.
Батька, то бишь самодержец Всероссийский и прочее, вернулся из похода под гром оваций. Каких только слухов не ходило по столице о двух потопленных английских броненосцах! Вплоть до того, что помазанник Божий чуть ли не своей сабелькой отправил эти корабли на дно. И так будет со всеми супостатами, которые покусятся на Русь Святую! В общем, маразма хватало!
Николай, когда узнал о моем самоуправстве с бумагами английского посольства и дальнейшими действиями по фигурантам, среди которых были чины, включая третий и четвертый классы, пришел сначала в ярость. Давно я таким его не видел, точнее – лицезрел в таком состоянии в третий раз. Были даже слова с его стороны, что мне самому место в Петропавловке.
Но когда император ознакомился с материалами, включающими уже признательные показания, как-то сдулся и почернел лицом. Такого предательства он не ожидал, хотя пример родного дяди и двоюродных братьев был перед глазами. И одного ли дяди, и одних ли братьев?!
Отошел Николай только в Гатчинском дворце, в кругу семьи. К этому времени Елена Филипповна уже более или менее поправилась, и состояние ее здоровья не вызывало опасений. С детьми всё было в порядке. Правда, по словам моей любимой, они часто вспоминали в эти дни про Дядю Мишу и Дядю Тимофея.
Положение моей жены при императрице было особенным. Она не была ни фрейлиной, ни статс-дамой, но постоянно находилась при раненой императрице и ее детях. Жена «имперского волкодава», принимавшая участие в обороне Благовещенска, получившая во время нее ранение и соответствующие награды, была как бельмо в глазу у двора ее императорского величества. Но Елена Филипповна ей благоволила. Об этом я узнал, когда с императором вернулся в Гатчину. Еще один раздражающий фактор для аристократии, но и это перебедуем. А пока я наслаждался возможностью быть рядом с женой хотя бы ночью.