Третий день после бомбардировок
Френсис работала на станции в утреннюю смену, так как не могла придумать уважительную причину для отсутствия. Все, кто не пострадал и не потерял крышу над головой, должны были вести себя так, будто ничего особенного не произошло. После ночного кошмара она больше не сомкнула глаз. Общая усталость отягощалась беспокойством из-за отсутствия времени для поисков Дэви. Френсис представляла себе, как он блуждает неизвестно где, совершенно потерянный, после припадка. Или еще хуже туго – похищенный неведомым незнакомцем. От этих мыслей у нее в горле вставал ком и кружилась голова. Она работала как автомат, в каком-то рассеянном молчании. Женской униформы для грузчиков не было, и Френсис одевалась в мужскую, исключив куртку, – только брюки, рубашка, галстук и фуражка, все черное, кроме рубашки. Такое одеяние скорее подходило к церемонии погребения. Так как Френсис была замужем, по законам военного времени она имела право сидеть дома, в отличие от одиноких женщин, но с тех пор как она ушла от Джо и уехала с его фермы, Френсис стала работать, чтобы платить родителям за свое проживание; и кроме того, ей понравилась идея заниматься сугубо мужским делом, просто чтобы доказать, что и женщины могут справляться с ним. Она была единственной женщиной-грузчиком. В первую же неделю сослуживцы решили разыграть ее: сказали, что у них сломалась лебедка, и попросили сходить в механический цех и взять утяжелитель, чтобы исправить механизм. Последовала длинная пауза. Френсис сомневалась: то ли дать им посмеяться над собой, пусть почувствуют превосходство над ней, то ли намекнуть, что раскусила их, и обратить все в шутку. В конце концов она объяснила им, правда жестче, чем намеревалась, что и сама, как говорится, не вчера родилась, и выставила выдумщиков дураками, что еще больше отдалило ее от коллектива и, судя по всему, безвозвратно. Обычно она сидела в сторонке от остальных, когда бригада отдыхала между прибытием поездов, зимой дальше всех от печки, а летом – от прохладного окна, зато заварка чая стала ее постоянной обязанностью. Но несмотря на все это, работа ей нравилась. Нравилось наблюдать за людьми, прибывающими и отъезжающими на поездах, нравилась бесконечная череда разнообразных лиц и нарядов. Иногда она представляла себя на месте этих людей, проживая множество разных жизней вместо одной своей.
После полудня, вопреки прежним неудачам, Френсис отправилась на поезде в Бристоль и посетила там государственную клинику, но неопознанных детей там не было. Вернувшись в Бат, девушка зашла в госпиталь, и снова безрезультатно. Силы покинули ее, и некоторое время она просто сидела в холле, глядя в одну точку. Ее тело, казалось, стало таким же тяжелым и невосприимчивым, как мокрый песок. Краешком глаз Френсис заметила, что неподалеку от нее, справа, так же неподвижно сидит человек. И было такое чувство, что он наблюдает за ней. Ей даже показалось, что она видела расплывчато-бледные очертания его лица, обращенного в ее сторону, но не смогла себя заставить повернуться и посмотреть на него. Медсестра принесла ей чашку сладкого чая, и это помогло. Френсис поняла, что готова встать. Она бросила взгляд направо, но незнакомец исчез. Рядом с ней больше никого не было, но по спине у нее почему-то пробежал холодок.