Карлайл даже не показал виду, что задет таким бесцеремонным обращением, и повернулся к Бершаду:
– Для меня большая честь снова встретиться с тобой, барон.
Кастелян хмыкнул, услышав, что Карлайл именует драконьера бывшим титулом, но ничего не сказал.
– Надеюсь, мы с тобой еще встретимся, – продолжил Карлайл. – А до тех пор я буду охранять замок.
Он с улыбкой надвинул орлиную маску на глаза и направился к конюшне, а кастелян принялся расспрашивать следующего посетителя, желающего пройти в замок Мальграв.
Прежде чем расстаться с Роуэном, Бершад сказал:
– В замке держи ухо востро. Если вдруг что не так, бери Альфонсо и уходите из Незатопимой Гавани. Меня не ждите.
Роуэн нахмурился:
– Сайлас, не делай глупостей. Он все-таки король.
– Да, король. Мерзавец, который убил моего отца и наградил меня синими полосами на щеках. Я не намерен ему кланяться и лобызать руки. – Бершад, склонившись к Роуэну, сжал его плечо. – Мы с тобой через многое прошли, но тебе рановато отправляться к морю вслед за мной. Обещай, что сбежишь отсюда.
Роуэн сглотнул и пристально посмотрел на Бершада:
– Обещаю.
Драконьер хлопнул его по плечу:
– Молодец. И не волнуйся, я очень постараюсь не умереть.
Две бледнокожие служанки с волосами соломенного цвета, явно уроженки Листирии – холодного края на дальнем берегу Моря Душ, – увели Бершада в покои во второй башне. По всей Терре прославляли необычайную удачливость драконьера, но слугам Гертцога Мальграва под страхом плетей не позволялось выказывать ему ни капли уважения. Бершад сообразил, что слуги-альмирцы, опасаясь за собственные спины, нарочно отправили к нему чужестранок.
Листирийки наполнили огромную лохань горячей водой, всыпали туда ароматические соли и лаванду. Едва Бершад окунулся в лохань, вода почернела. Изумленные служанки сменили воду, на этот раз добавив побольше ароматических солей и трав.
Пока одна листирийка занималась спутанными космами Бершада, другая щеткой оттирала ему руки, грудь и спину, осторожно смывая присохшие струпья и дорожную грязь. Рана на ноге зажила, под струпом остался лишь светло-розовый кружок, который вскоре превратится во вспученную, узловатую отметину. К многочисленным шрамам добавился еще один.
Когда Бершада отмыли дочиста, одна служанка подстригла бороду драконьера, а другая умастила благовонным маслом его кожу, покрытую глубокими бороздами шрамов. Занимаясь своим делом, листирийки все время перешептывались на родном языке.
– О чем это вы секретничаете? – спросил Бершад.
Та, что стригла ему бороду, кашлянув, ответила на ломаном альмирском: