Расщедрившись, Марта кладёт перед девочкой четвертак: пусть сходит на ярмарку в среду после обеда. А потом отправляет спать и её.
Стараясь не шуметь, Лампёшка поднимается в башню — поглядеть на свет маяка. Слегка отворив окно, она закрывает глаза и прислушивается. Внизу, у подножия утёса, тихонько плещутся волны.
— Спокойной ночи, папа, — шепчет она, выскальзывает из комнаты и спускается по лестнице.
Она так осторожна, что Рыб даже не проснулся. Во всяком случае, так она думает.
«Так вот в чём дело», — думает он. Её отец где-то там, вот почему она вечно рвётся к тому окну.
Мальчик лежит в темноте и рассматривает нижнюю сторону своего пружинного матраса. Его отец тоже где-то там, далеко в море. Рассекает на белом корабле белую морскую пену, укрощает волну и тому подобное. Где он сейчас — кто знает? Но где бы он ни был, его взгляд всегда отыщет Эдварда, даже в темноте под кроватью.
— Что это ты там делаешь? Отдыхаешь? От чего? От тяжкого труда? От своих новых успехов? От каких, интересно?
Мальчик ясно видит: отец сидит за письменным столом, как в прошлый приезд.
— Хоть малюсенький успех! Это самое меньшее, что отец вправе ожидать от сына. Что тот чуть-чуть старается.
А какой у отца при этом был взгляд! Даже не сердитый. Если бы сердитый!
— Похоже, я в тебе ошибался. Всё-таки не из того ты теста слеплен.
— Почему из теста? — побледнев, переспросил Эдвард. Он и правда не понял.
— О боже, парень, ну нельзя же воспринимать всё так буквально!
Перед глазами завитки ржавых пружин. В комнате стоит аромат летней ночи: окно она так и не закрыла.
Так его поутру и находит явившаяся на урок Лампёшка. Не под кроватью, а на полу посреди комнаты. Эдвард трепыхается как угодивший в силок заяц. На нём что-то вроде кожаной сбруи с ремешками и лямками и с грубо сделанной, скошенной набок деревянной стопой внизу. Хвост безнадёжно запутался, и он всё тянет и тянет за пряжки на ремнях, никак не высвободится.
— Рыб? Что ты делаешь?
— Я тебе не Рыб…
— Тебе помочь?
— Нет. Уйди.
— Может, я… Если расстегнуть пряжки этой… А что это вообще за штука?
— Уйди, говорю!
Эдвард продолжает дёргать шпенёк, который не желает вылезать из дырки. Проклятая сбруя перекосила ему спину, но он никак, никак не может стряхнуть её с себя!
— А читать мы ещё будем?
Она по-прежнему здесь.
— Если ты сейчас же не уберёшься, — задыхается он, — я перекушу тебя напополам, оторву твою безмозглую башку, я… — Он извивается и брыкается, но от этого только сильнее запутывается.
— Дай же мне…
— Нет! Сколько можно повторять?! Нет!
Эдвард слышит, как девчонка ставит поднос на комод, и вот она уже у него за спиной. Небольшой рывок — и сбруя соскальзывает на пол. Свобода! Он хочет скорее заползти под кровать, но в руках совсем не осталось силы. И он остаётся лежать, уткнувшись щекой в ковёр.