— Так что это за штука?
Нет, она не способна просто уйти и оставить его в покое!
— Это чтобы научиться ходить? Ты пытаешься ходить на своей… э-э-э… спайке?
Что она, сама не видит? Не слепая же!
— Но зачем?
— Я обещал.
— Кому? Отцу?
Он едва заметно кивает. Она ставит перед ним поднос с завтраком. От запаха рыбы к его горлу подступает тошнота.
— Забери! И уходи отсюда. У меня голова болит.
— Поесть-то надо, — говорит она. — Наберёшься смелости для нового дня.
«Что за чушь!» — думает Эдвард и переворачивается на спину.
— У моего отца… — неожиданно для себя начинает он, — у моего отца на столе стоит шкатулка. — Он не собирался ей ничего рассказывать, но эта шкатулка не выходит у не- го из головы. — В ней — он мне как-то показывал — наконечник стрелы. Совсем малюсенький, но с ядом.
— А, знаю, — отвечает Лампёшка, усаживаясь на пол рядом с ним. — Такими стреляют бушмены.
Он удивлённо смотрит на неё:
— А ты-то откуда знаешь?
— Так, слыхала.
— Но от кого?
Читать она не умеет, а об этом знает?
— От Ворона, это один… пират.
— Ты что, знакома с пиратом?
— Да с целой кучей.
— Правда? — Эдварду не верится. Врёт, поди. Он выпрямляет спину.
— В общем, тот наконечник — его достали из отцовской ноги. В отца стреляли где-то в джунглях — из засады, конечно. Трусы! Его тут же отнесли на борт, такой наконечник очень опасен, ведь…
— Да-да, — кивает девочка. — Может начаться заражение крови.
— Да… так вот. Корабельный лекарь уже держал наготове пилу. Но отец ещё был в сознании. Другой бы уже грохнулся в обморок от боли, но не он. Он вытащил пистолет: «Только попробуйте отпилить мне ногу — пристрелю!» Никто не осмелился к нему подойти. Яд медленно поднимался вверх по ноге. «Но, капитан… — умоляли его. — Вы умрёте, если не…»
— Я думала, он адмирал.
— Адмиралом он стал потом. Рассказывать дальше или нет?
Она кивает.
— «Вы умрёте, капитан, — говорили они. — Позвольте нам вас спасти». Но нет. Отец помотал головой: «Мужчина без ноги — больше не мужчина». Нога его почернела, совсем. Другой бы уже умер. Но не он. Яд вышел из него с потом. Такое бывает, если больной очень силён. Через две недели кровь его вновь стала алой, через месяц он уже стоял на ногах. Дух превыше тела.
Эдвард вздыхает. Это лучшая история из всех, что рассказывал ему отец. Собственно, едва ли не единственная.
— Тогда это было не заражение крови.
— Конечно, заражение, тупица!
— От него всегда умирают, это всем известно.
— Мой отец — нет. — Эдварду наплевать, верит она ему или нет. Кроме усталости, он ничего больше не чувствует.
Лампёшка ложится рядом с ним, и они вместе рассматривают облупившиеся завитки на потолке.