Она — русалка — больше не похожа на выжатую тряпку, это настоящая хищница, вроде тех, что на расставленных рядом деревянных щитах. Даже ещё свирепее. Её оскал сверкает, в глазах полыхает пламя. Чёрное пламя. Золотое, оранжевое пламя. И она не отпускает толстяка. Повсюду летят брызги, глаз Эйфа сейчас выскочит из глазницы. Он молотит обессилевшими руками, пытается вырваться, что-то мычит своим подопечным: ну пожалуйста, разве я плохо о вас заботился?
Но они лишь молча наблюдают за тем, как русалка выжимает из него воздух до последней капли.
Лампёшка пытается заглянуть полузадушенному толстяку за спину, найти в аквариуме Рыба, но грязная вода в баке клубится так, что ничего не видно. «Где та приступка? — думает она — Мне надо нырнуть в бак, вытащить его!»
Уже теряя сознание, Эйф вдруг вспоминает. Предупреждал же его отец: «Против этих тварей ничто не поможет, они не сдаются. Не дай им себя подстеречь, всегда носи с собой…» Эйф с трудом поднимает ногу, нащупывает сапог. Только бы дотянуться! Но нет, не выходит, он не дотягивается самую капельку. Стальные руки у него на шее не разжимаются, мир вокруг темнеет, угасает. Но его пальцы всё ищут и ищут и наконец нащупывают спрятанный в сапоге нож.
Он пыряет им вслепую позади себя, и на этот раз вскрикивает русалка. Почувствовав, что её хватка ослабла, он ударяет ещё и ещё. Русалка бьётся и извивается, яростно колотя хвостом по стене аквариума. По стеклу разбегаются трещины, целая паутина трещин, хлопок — и стена лопается. Огромной волной вода вперемешку с осколками выплёскивается наружу, подхватывая задыхающегося толстяка, окровавленную русалку и мальчика с рыбьим хвостом. Мальчик откатывается от бака и остаётся лежать неподвижно.
Лампёшка подбегает к нему, шлёпая по воде. В шатре висит противный солёный запах грязной морской воды. Девочка опускается на колени:
— Рыб? Ты живой? Рыб?
Его глаза закрыты, но он кашляет и давится водой. А тот, кто кашляет и давится водой, — тот не умер! Лампёшка помогает мальчику приподняться, и он исторгает из себя воду, ещё, ещё — и немного еды, что оставалась в желудке. Дрожа от облегчения, Лампёшка кладёт голову Рыба к себе на колени и гладит его мокрые волосы. Его снова начинает тошнить.
— Молодец, Рыб, — шепчет она. — Молодец, давай ещё.
Только после этого она осматривается вокруг.
Шатёр наполовину затоплен. Женщина с бородой выжимает подол своего платья, женщина-птица возбуждённо мечется туда-сюда, поднимая брызги, а две сросшиеся старухи всхлипывают в углу. Длинный Лестер и карлик склонились над двумя телами, лежащими в глубокой луже. То, что внизу, пыхтит и хрипло откашливается. То, которое сверху, не шевелится. Русалку стаскивают с Эйфа. К её землисто-серому лицу липнут мокрые пряди волос, руки и хвост безжизненно повисли.